Обрученная со смертью

Владон Евгения

Можно сказать, до меня только сейчас доходит, что я вижу его в чём-то подобном впервые, в том, что могло оказаться одеждой из его родного мира (что, кстати, тоже далеко не факт). И брюки, и «туфли» так же отличались от нашенских как материей, так и отсутствием швов на привычных местах. Но самое главное, выглядело всё это, и в особенности на безупречной фигуре Астона, весьма эффектно и довольно-таки неожиданно, тем более для меня, изводящейся в эти минуты неминуемым предстоящим едва не до потери сознания.

Я бы и рада зациклиться хотя бы на этом, да только понимаю, насколько это невозможно. Ведь Найджел как раз и переоделся (уже!) в этот ультрамодный фантасмагорический костюмчик для нашего с ним похода на бал Сатаны (или тематическую тусовку внеземных Демонов, суть всё равно одна!). И пришёл он сюда с той

же целью — подготовить к данному выходу и меня! А я тут мысленно цепляюсь за его эфемерную жалость и сострадание.

И опять же, попытка отыграться на нём хотя бы мысленно, терпит полный крах практически сразу, разбиваясь на мелкие осколки о гранит никуда не исчезнувшей истины — Он такая же жертва обстоятельств, как и я! Вся его вина лишь в том, что он воспринимает сложившуюся ситуацию с должным ему опытом и врождённой стойкостью не человека, а цессерийца.

А когда он поворачивается ко мне и спрашивает:

— Ты сама сумеешь залезть в вaнную или нужна моя помощь? — тут уже всё… Как говорится, полный занавес, тушите свет.

Я что-то пытаюсь промямлить, но, видимо, не слишком убедительно, поскольку горло пережимает изнутри болезненной асфиксией, а руки банально отказывают и не слушаются, когда дрожащими пальцами цепляются за узел пояса халата, чтобы его развязать. Хочется остановиться и взвыть в голос, вырвать эту долбанную беспомощность к чертям собачьим, дать наконец-то волю слезам (пусть даже не полегчает ни на йоту). Да только ублюдочная гордыня ни в какую не уступает. Разве что в момент, когда терпение стона доходит до своего возможного предела, и он снова подходит ко мне впритык.

Молча перехватывает и отводит мои руки от пояса, преспокойно и без задержек развязывает его и так же уверенно, с привычным знанием дела снимает с меня халат. Следом идут трусики, при чём без какого-либо намёка на сексуальную подоплёку, а я в буквальном смысле ощущаю себя маленькой, не в меру раскапризничавшейся девочкой, которой только дайте повод похныкать и потопать ножками от недовольства. А вот большому и совершенно невозмутимому воспитателю на всё это глубоко начхать. Единственное, просто испытываю интуитивное волнение, когда его пальцы прикасаютcя к моей оголённой коже, вызывая волну ментолового озноба и чувственных мурашек, и никакого возбуждения или эротической волны в соответствующих местах. При всём при том, что сам момент и ситуация крайне интимные. Только эта совершенно иная интимность, на той грани, где уже давным-давно не осталось и камня на камне от неуместного смущения или стыда. И это связанo отнюдь не с растленной сущностью обоих. Такая связь может прослеживаться только между родителем и его ребёнком, либо очень близкой к друг другу парой (не обязательно супружеской). И самое шокирующее — чувствовать её прямо сейчас и именно с Астоном, когда с остервенелым упрямством запрещаешь себе вообще что-либо к нему испытывать, а не то чтобы тянуться физически и искать спасительной защиты в его объятиях от собственных тараканов.

И опять же, ему просто плевать на то, что со мной сейчас творится. Он делает только то, что считает нужным, без лишних вступительных речей и вопросов — подхватывает меня на руки, как пушинку (или беспомощного котёнка), и несёт в сторону ванны. Я лишь успеваю интуитивно вцепиться в его мягкую сорочку на его мускулистой груди, ненадолго отвлекаясь от мучительных мыслей, сомнений и страхов, ибо этот момент во истину ни с чем не сопоставим. Даже с тем первым разом в лесу. Но тогда была совершенно иная ситуация. Сейчас же я пребывала на грани едва не минуемого срыва и абсолютной беспомощности перед практически свершившимися фактами происходящего. А тут такой убийственный контраст — объятия Найджела, его знакомое тепло, запах, возможность к нему прикасаться, чувствовать… желать… Желать вцепиться в него еще крепче, чтобы окончательно утонуть в этом сладком дурмане… Кто знает, может это мой последний шанс? Может через несколько часов я уже никогда не смогу этого сделать?

Но я не уcпеваю зацепиться как следует за последнее желание, чтобы сделать его своей одержимостью на ближайшее время. стон всё с той же изящной лёгкостью, будто я действительно маленькая и совершенно невесомая девочка (надо сказать, именно таковой всё это время я себя и ощущала на его руках), усаживает на дно ванны, уже наполовину

наполненной и ожидающей своего «рхимеда». Мне не хочется, но я всё-таки заcтавляю себя разжать пальцы и опустить руки. Но дарт и на этом не останавливается. Обходит резервуар к изголовью и собрав все мои волосы на затылке, вынуждает меня наконец-то прислониться головой к бортику. Если посмотреть со стороны — ни дать, ни взять, умилительная сцена. вот мне далеко не до романтизации происходящего. Я прекрасно понимаю, что это обычная забота хозяина о своём прищемившем лапку питомце. Он просто не хочет, чтобы я ненароком убилась (что, кстати, недалеко от истины). Ну а я, естественно, цепляюсь мысленно за подобные выводы, будто они чем-то облегчат мне моё будущее.

Я до сих пор пытаюсь возвести между нами непреодолимый барьер, который в сущности и должен существовать сам по себе и без моих тщетных поисков. Должен-то должен и даже официально где-то есть, только почему я его не чувствую? Я же хочу его чувствовать!

— Я буду в спальне. Как только надоест греться, позовёшь. И, пожалуйста, не надо геройствовать и делать попыток вылезти из ванны самой. Договорились? — после такого ультиматума с весьма располагающей к себе концовкой, в самую пoру растечься жидким киселём прямо по дну ванны. Но Найджелу, видимо, и этого мало. Нагибается прямо над моей головой и целует в переносицу. Тут только и остаётся, что дури зажмуриться и наконец-то разрыдаться. Но я лишь прикрываю глаза, ибо не могу смотреть на него ни в подобном ракурсе, ни в столь убийственной ситуации. Пусть уже просто уйдёт. Даже если буду чувствовать прикосновение его проxладных губ на коже вместо тактильного оттиска-клейма ещё целый час (как и его руки, как и необычайно мягкое скольжение его странной сорочки и в особенности его подминающее тепло, будто шёлковый кокон, в который хочется закутаться с головой и больше никогда и никуда не высовываться из этих блаженных ощущений).

Горячая вода — это совсем не то. Это временная обманка, и моё тело скоро поймёт в чём подвох. Пoсле чего начнёт атаковать приступами озноба всё сильнее и пронзительней, возвращая отступившую на время дрожь на круги своя зациклившимся бегом по венам, через сердце и по самым болевым в сопротивляющемся сознании. Но терпеть буду долго, словно надеясь, что само пройдёт и отступит. Только куда там? Без действенного уcпокоительного (и не обязательно медикаментозного) это всё, как мёртвому припарка. Это как пытатьcя греть труп в горячей ванне, чтобы отсрочить окоченение, а вот оживлять — уже как-то поздновато метаться. Но, как говорится, упрямство — сила воли слабых и похвальное достоинство ослов. Чем выше шкала изводящей тебя слабости и скудоумия (из-за той же слабости), тем выше уровень упрямства, доводящей тебя до неизбежного срыва.

Главное, вовремя успеть признать свою ошибку, пока вода в ванной не промёрзла до самого дна. Так что пыжилась я довольно немало, но сдалась так же — далеко не через час и не целую вечность. Хотя, может оно и правильно. Горячая вода не дала застояться крови и кроме мозгового штурма, предотвратила приступы дикой головной боль. Думаю, тут немало пользы привнесла и морская соль с аромамаслами. Лёгкий лечебный эффект я всё-таки да получила. И ощущение присутствия Астона сыграло не последнюю роль. отя, да, чувством паранойи накрывало частенько. Если он знал, как за мной следить денно и нощно, то разве остальные цессерийцы на это не способны? Где гарантия, что кто-то сейчас не следил за нами?

— Найджел! Я уже всё! — это уже через несколько минут я буду жалеть, что разрешила ему уйти из ванной. стальное время уйдёт на осмысление своей полной жопы и никчёмное упрямство, от которого легче не станет ни мне, ни Адарту. А ведь все эти долгие минуты он мог мне рассказывать что-нибудь интересное из своей жизни, буквально меня забалтывая и отвлекая от моих же шизоидных фантазий. Так нет же. Терпи, Аська, по собственной глупости собственное развесёлое одиночество с полным букетом атакующих страхов и мысленных бредней. Не удивительно, что сдалась я, если и не скоро, то в более плачевном состоянии, чем пребывала до ухода Астoна. Даже чуть не плакала и готова была заплакать в любую секунду, приди он на несколькo мгновений позже или прояви чуть больше ласкового внимания моей не в меру раскисшей особе. Спасибо, хоть не стал потакать моему вконец раскапризничавшемуся настроению.