Обрученные судьбой
Шрифт:
Ксения не отрывала ни на миг глаз от Владислава, который уже подошел к Ежи и что-то спрашивал у того, поправляя пояс. Получив его ответ, он замер, будто окаменел о тех слов, что услышал от усатого поляка, и Ксения тоже резко выпрямилась, разгадав по поведению мужчин, что дело явно неладно. А потом Владислав вдруг сорвался с места, вырвав из пальцев Ежи рукав жупана, за который тот пытался удержать его, побежал к своему валаху и, в мгновение ока взлетев в седло, помчался куда-то прочь, сломя голову, даже не взглянув на замершую в удивлении Ксению.
Она не стала ждать, пока Ежи направится к ней, сама бросилась к усатому поляку, с трудом управляясь
— Что? Что стряслось? Что-то на дворе? С Крышеницкими? — забросала она вопросами Ежи, а потом снова повернулась в ту сторону, куда сломя голову умчался Владислав.
Нет, не к дому пана Петруся гнал коня тот, совсем в другую сторону, на луг, где, резко остановив валаха, Владислав вдруг опустился на колени траву. Это произошло так внезапно, что Ксения, решив поначалу, что Владек упал, сброшенный конем, закричала в голос, метнулась к нему. Но даже с места не смогла сдвинуться, схваченная сильными руками Ежи, который задержал ее, невзирая на ее отчаянное сопротивление.
— Не надо к нему! Оставь его ныне! Не стоит!
Но Ксения пихалась изо всех сил, видя, как склонился Владислав к самой земле лбом, будто молясь, укусила Ежи за ладонь, закрывающую ей рот, скрывающую ее вопли.
— Тише! Тише, кошка! Послушай меня! — прошипел он ей прямо в ухо, больно вцепившись в ее предплечья, прижимая к себе. — Ему надо побыть одному нынче! — Ксения замерла, потрясенная той силой и решимостью, что прозвучали в голосе Ежи, будто он был готов на все, лишь бы удержать ее на месте. Потому затихла, кивнула головой несмело, мол, продолжай. — Текун приехал, что был послан разыскать пана в землях московитских любой ценой. А по пути он сюда завернул, чтобы и пан Крышеницкий весть узнал, как родич. То о пане Заславском, отце пана Владислава… Помер он…
Два коротких слова, но они заставили Ксению окаменеть, как недавно замер Владислав, не веря вести, принесенной сюда из земель Заславских.
«…Если б никогда пан Заславский, отец Владислава, никогда не встречался им!», всплыла в голове жестокая мысль, осуществление которой казалось ей разрешением многих ее трудностей. А потом ноги ее вдруг подкосились, и только руки Ежи удержали Ксению от падения в траву.
— Что ты? Что ты, панна? — успел он подхватить ту, когда она качнулась.
Пышный венок из трав и мелких цветов розмарина, это символа вечной памяти, не удержался при этом на голове Ксении и упал. Ежи не стал его удерживать, обхватив тонкий стан Ксении, помогая той, бледнеющей на глазах медленно опуститься в траву. К чему теперь эти свадебные цветы…?
1. Одно из названий полонеза (в то время — ходзоный), с которого всегда начинались танцы на праздниках и пирах
Глава 31
Только когда Владислав спустя некоторое время поднялся с колен, Ежи отпустил Ксению. Только тогда она смогла подбежать к нему, подобрав юбки, едва не упав, запутавшись в длинной траве, что так и мешалась под ногами.
— Владек, — легко тронула она его за плечо, и он, поправлявший на валахе сбрую, вдруг резко обернулся к ней. Ксения поразилась тому, каким холодным и отрешенным он выглядел сейчас. И только глаза, полные затаенной боли, с покрасневшими белками, выдавали его с головой.
— Мне очень жаль, — прошептала она. Владислав кивнул в ответ, отводя взгляд в сторону, взял одной рукой поводья,
Этот порыв слабости Владислава, в прочем, быстро прошел. Она не успела даже опомниться, как он отстранился от нее, снова схватил ее ладонь.
— Нам надо ехать, борздо! — и она кивнула в ответ, позволяя ему потащить ее за собой к двору Крышеницких, у распахнутых ворот которого она еще издалека заметила людей, ожидавших возвращения Владислава. Как оказалось, пахолики Владислава уже успели оседлать лошадей да собраться в путь, ожидая своего пана, поглядывали на него сейчас настороженно, тщательно скрывая свое сочувствие к его горю, жалость к его потере. Они, как никто другой, знали, как не терпит жалость к себе Владислав, как не любит показывать свою слабость на людях.
Оттого-то быстро отстранился от пана Петруся, что прижал родича к себе в крепком объятии, оттого отвел глаза от заплаканного лица пани Марии.
— Вот оно как вышло, Владусь, — тихо проговорил пан Петрусь в очередной раз. — И ведь не угадаешь, когда Бог решит… Вот как сошлось. Знать, выезжаешь тотчас? Да уж тут не до малой {1}.
— Выезжаю, пан Петрусь, — кивнул Владислав, и дядя легко сжал его плечо в знак поддержки. А потом, обнявшись в последний раз с родичами, шляхтич одним махом вскочил в седло, протянул руку Ксении, что до сих пор стояла чуть в стороне от всех, явно растерянная и напуганная этим нежданным известием, пришедшим из замка Заславских. В ее голове неотступно крутилась одна и та же мысль — неужто это она накликала эту беду своим желанием никогда не встречать отца Владислава?
Но прежде чем она вложила пальцы в ладонь Владислава, к Ксении подошел пан Петрусь и, обхватив ее тонкий стан, легко оторвал ее от земли, посадил на валаха перед Владиславом.
— Здрава будь, панна, — проговорил он, прощаясь. А после тихо добавил. — И лада вам.
— И твоему дому, пане, мира и лада, — ответил Владислав, уже мысленно отсутствовавший здесь, нахмуренный и бледный даже под загаром, что лег на его лицо этим летом. — Счастья молодым! — Растерянная Кася и Янек, обнимающий жену за талию, слегка поклонились в ответ. Владислав склонил голову перед родичами в последний раз, громко гикнул и развернул коня прочь от ворот, махнув шапкой на прощание провожающим. Ксения краем глаза заметила, как благословляет их на дорогу пани Мария крестным знамением, так похожим на православное.
Покинув фольварк Крышеницких, Владислав гнал свой отряд, будто за ними кто-то гнался. Дневной привал за прошедшие пару дней был сделан только единожды, на второй день, и то только на то, чтобы измученные лошади, уже хрипевшие от усталости и напряжения, набрались сил для дальнейшего пути. Людей же Владислав не жалел. Но если мужчины стойко переносили тяготы пути, привыкшие и к такому быстрому темпу езды, и к седлу, то женщинам пришлось совсем несладко. К концу первого дня, когда уже темноте въехали на двор небольшой корчмы, желая устроиться на ночлег, и Ксения, и Катерина едва стояли на ногах, ощущая боль в каждой частичке своего тела.