Обрученные судьбой
Шрифт:
Оттого Владислав и отводил глаза в сторону от пытливого взгляда Ксении, когда встречался с ней глазами. Он боялся, что она прочитает в них вину и сожаление, которые охватывали его при мыслях о заречинах, проведенных чуть ли не у гроба отца. И в этот раз отвел глаза, едва встретил свой отряд у развилки. Но душа сама тянулась к ней, к его кохане, несмотря на все уверения совести, несмотря на вину, несмотря на то, что любовь к ней была грехом в глазах церкви. Она была нужна ему. Верно тогда сказал пан Петрусь на заречинах — она часть его души и сердца, и ему никак нельзя без нее.
Потому Владислав и перешагнул порог комнаты, которую
Ксения стояла у оконца на уровне ее глаз, поставив на узкий уступ под ним, образ, что она возила с собой в торбе. Глаза ее были закрыты, она отрешилась от всего происходящего за вечерней молитвой. Только Катерина скосила глаза на вошедшего Владислава, но по его знаку не стала отвлекать Ксению, позволила той закончить молитву, и только тогда, быстро перекрестившись и приложившись губами к иконе, выскользнула за дверь.
— Завтра к вечеру мы будем в Замке, — произнес Владислав, и Ксения вздрогнула, вернувшись на грешную землю из своих мыслей.
— Уже завтра? — переспросила она, не двигаясь с места, только наблюдая за ним от окна. На его лицо падала тень, и она не смогла понять, в каком настроении он пришел сюда, избегая ее последние два дня.
— Мы уже второй день идем по землям магнатства, — кивнул Владислав. Ксения замерла, обдумывая то, что узнала. Она подумать не могла, что отец Владислава так богат. Вернее, был богат. А потом вдруг Владислав сорвался с места к ней, схватил ее за руки и прижал ее ладони к своему лицу, словно прячась в них от ее взгляда.
— Прости меня, — прошептал он. — Я не должен был…
— Нет, — перебила его Ксения. — Это я виновата перед тобой. Прости меня ты. Нынче днем… Я испугалась, что теряю тебя, что ты удаляешься от меня. Этот страх… Он постоянно во мне. И только когда ты рядом, я могу забыть о нем.
Она не договорила — Владислав привлек ее к себе и поцеловал, неглубоко, ласково, едва касаясь губами ее губ. Эта легкая ласка сделала свое дело. Страхи развеялись, будто туман над рекой при первых лучах солнца, мысли тревожные спрятались обратно в потайные уголки ее души.
— Я думала, мы идем в Белоброды, — прошептала Ксения в его губы, настолько близко были их лица сейчас. Владислав покачал головой.
— Я должен появиться в Замке. Отдать последнюю дань отцу, поклониться его могиле. Потом, когда будет вскрыт тастамент {4}отца, мы уедем в мой фольварк, — он игриво укусил ее за пухлую нижнюю губу, но голос, который прозвучал в тишине комнаты, был серьезен. — Ксения, никогда более я не должен слышать от тебя слов, что прозвучали ныне днем на стоянке. Эти люди живут на моих землях, некоторые платят мне чинш. Но они не только мои. Чтобы больше не было этого разделения. Как и слова «ляхи» в твоей речи. Не на этой земле. Никогда!
Этот Владислав, что стоял перед ней сейчас и держал ее лицо в плену своих ладоней, чьи глаза так пристально смотрели на нее, был непривычен Ксении. Нельзя сказать, что она ранее не знала его таким — ведь этот был тот самый Владислав, который когда-то грозился перерезать ей горло, который когда-то захватил ее в полон. И именно этот
На следующий день Ксения стала внимательнее к деревням и дворам, что проезжал отряд Владислава. Только теперь она стала понимать, отчего так был услужлив рандарь давеча в корчме, отчего столько людей выходит из своих домов или отрывается от работы, чтобы поприветствовать проезжающих, отчего так низко кланяются холопы, сняв шапки. Она оглядывала земли и с трудом верила, что так много может принадлежать одному человеку. Конечно, род Калитиных не был беден, но их вотчины можно было объехать за день вдоль и поперек, а тут же…
Когда солнце медленно покатилось по небосводу вниз, хоругвь Владислава въехала в городок, что стоял в версте от Замкового холма. Сначала Ксения разглядывала само селение, дивясь тому, что помимо деревянных домов, уже к которым так привык ее глаз за время путешествия по польским землям, она видела и каменные, и их было немало. Проходы между домами в городке были не такими, как в Руси, широкими, к тому же вымощенными камнем, по которому так звучно сейчас стучали подковы лошадей отряда.
— Они его любят, — слегка удивленно проговорила Ксения, глядя, как улыбаются жители, кланяясь младшему сына магната. Ежи, которым она ехала сейчас, усмехнулся в усы.
— Хлопы любят того пана, что редко бывает в землях своих. Да и не пан тут Владислав. Оттого и любят.
Тем временем узкая дорога между домами расширилась и перешла в небольшую широкую площадку перед высокой громадой каменного костела с латинским крестом на островерхой крыше. Ксении пришлось даже голову запрокинуть, чтобы разглядеть его.
— Велик? — с гордостью в голосе спросил Ежи. — Костел построили в одно время с замком. С того же камня. Прадед Владислава начал, а завершил стройку его дед. Оба лежат тут, в склепе. Как и отец Владислава с недавних пор.
Ксения провела глазами по мощной постройке храма латинян с высокими узкими окнами. Ей показался он чересчур большим и грубым, по сравнению с изящными куполами церкви, в которую она ходила в Москве. Будто храм православной веры был девицей с искусными украшениями, а костел — истинным рыцарем в доспехах — сильным и высоким.
А потом отряд завернул за костел, дорогая снова сузилась, но не дома, что стояли по краям пути заставили Ксению замереть, даже забыв про дыхание. Перед ней вдали раскинулся на высоте холма замок из темного камня. Мощные высокие стены, несколько башен с острой кровлей, за одну из которых сейчас торопилось спрятаться осеннее солнце. И чем ближе отряд подъезжал по дороге к замку, тем больше перехватывало у Ксении дыхание при виде подобной громады.
Так же как и на площади, ей пришлось задрать голову вверх, чтобы окинуть взглядом высокую браму {5}, к которой подъехали всадники. Толстые дубовые ворота уже были распахнуты настежь ратниками, дежурившими у брамы (позднее Ксения узнает, что в браме есть герса {6}, в обычные дни поднятая вверх, чтобы не затруднять проезд в замок, но готовая опуститься в момент опасности). Прямо над воротами, там, где по обычаю у русских должен быть расположен образ, висел большой щит алого цвета с изображенными на нем золотыми полумесяцем, шестиконечной звездой и каким-то неизвестным Ксении знаком, схожим со стрелой.