Обрученные судьбой
Шрифт:
— А пана прислал за мной пан Владислав, — предположила Ксения, и Добженский не стал ее разуверять в обратном. Да по сути, это было почти правдой. Он видел, как беспокоится Владислав, как часто выглядывает в окно в зале, как ходит в тревоге по крепостной стене.
Они пошли к Замку вместе: Ксения и Добженский впереди, ведя за собой коня, холоп с туесами слегка позади. Сперва Тадеуш хотел посадить Ксению в седло, но та отказалась, боясь ехать одной, пусть даже валах будет идти на поводу.
— Панне все же следует выучиться ездить верхом, — произнес тогда Тадеуш. — Скоро начнутся охоты, панне понравилось бы!
Ксения только пожала
Как и нынче, в поварне, когда захлопнув дверь, прошел прямо к столу, уперся о столешницу ладонями, так и сверля ее в упор своими дьявольскими глазами.
— Вот знать как! — проговорил Владислав, и от его голоса веяло таким холодом, что Ксению пробрала дрожь, несмотря на жар очага, поблизости которого она сидела. — Вот знать как! Бискуп не так хорош для тебя, а вот хлопы в самый раз, так?
— Ты недоволен тем, что я в поварне? — взглянула на него Ксения, недоумевая, отчего он так зол, застав ее тут. Быть может, паннам зазорно бывать там, где готовилась пища? Да еще и самой разбирать ягоды? Но ей вдруг стало так одиноко в темных покоях Замка, а тут так светло и тепло, так приятно пахнет выпекающимся к завтрашнему дню хлебами. Да и в Московии не считалось дурным, коли хозяйка сама за работу примется.
Она вскочила с лавки, вытерла руки от ягодного сока о тряпицу, что лежала рядом на столе, чувствуя, как те трясутся от волнения и страха за свою очередную оплошность. Отчего пан Тадеуш не сказал, что она худо поступает, идя сюда, общаясь со служанками, с Магдой, что ушла на мессу в костел?
— Я задержалась… гуляла в лесу, — принялась объяснять Ксения. У нее дрожали не только руки, которые она безуспешно пыталась оттереть от пятен ягодного сока, но и голос, выдавая с головой ее растерянность по его тяжелым взглядом, таким холодным и непроницаемым. — Мы нашли клюкву… потом пошли в избу… собрали ягоды… девицы ушли в костел на мессу… пан Тадек и я…
А потом сбилась, когда Владислав вдруг протянул руку и дотронулся до ее волос, рассыпавшихся свободно по плечам, пропустил меж пальцев одну прядь. Ксения заметила, как шевельнулись желваки на его щеках, как что-то промелькнуло в глазах настолько мимолетно, что она не успела разобрать, что именно это было.
— Твои волосы, — тихо сказал он, и она недоуменно нахмурилась. Что не так? Ее волосы укладывала служанка — выбрав из прядей тонкие веточки, что попали в косы на прогулке, она расчесала их и скрепила на затылке боковые пряди тонкими шпильками, убрав получившийся узел под тонкую сетку. Сначала Ксении тоже показалось, что получилось немного нескромно, но ведь так носили панны в Замке, она видела, потому и позволила это. — Ты распустила волосы…
— Ныне я понимаю, отчего в Московии запирают жен, — проговорил Владислав после минутной
Он развернулся от нее и пошел к двери, и тогда она, тут же вспыхнув от оскорбления, которое расслышала в его словах, крикнула ему вслед:
— Вот тогда бы и оставил меня в Московии! Все лучше, чем ныне жилось бы!
Крикнула, и сама испугалась тому, что слетело с губ в бесконтрольном приступе ярости. Хотела тут же поправиться, сказать, что не думает так, но Владислав уже захлопнул с шумом за собой дверь поварни, оставляя ее одну. И тогда она бросилась вслед за ним, замешкавшись в темном коридоре, заплутав в переходах. Выбежала только, когда стук подков о каменную кладку дорогу эхом отдавался в проеме брамы.
Он уехал. Впервые он уехал от нее, не дав ни оправдаться, ни перевести дух и подавить в себе мимолетную злость. Ксения прижала ко рту кулак, ощущая, как стало горячо в груди от накапливающихся, чтобы пролиться бурным потоком, слез.
— Я хочу домой, — прошептала она, устало прислоняясь спиной к каменной стене замка, не обращая внимания на холод, что тут же проник под платье, пробежал по телу. — Я хочу домой!
Еще никогда ей так не было одиноко, как этим промозглым вечером, когда она плакала, стоя в тени караульной лестницы, ведущей на западную крепостную стену. Как никогда хотелось снова оказаться в тереме родовой вотчины, ощутить нежное прикосновение морщинистых рук мамки Ефимии, ласковый поцелуй батюшки…
Только этого не будет более.
Никогда…
1. Ноябрь (старорусск.)
2. Дважды споткнуться о тот же камень (лат.)
3. Мир вам! Мир вам! Во имя Отца и Сына, и Святого духа! (лат.)
4. Подробное описание всего имущества, находящегося в собственности, с указанием ее стоимости и возможных доходов
5. От лат. vigilia, бдение. В Католической Церкви богослужение, устав которого изначально предполагал проведение от захода солнца до рассвета, требуя от всех его участников бодрствования
6. Дверные косяки
Глава 36
Ксения проплакала всю ночь, слушая, как за окном завывает ветер, как глухо бьет о стекло пригоршни снега, которые небо вдруг решило уронить на землю, покрывая ту белой пеленой. В Замке как никогда было пусто и тихо — почти все ушли в костел на вигилию, чтобы пробыть там до самого рассвета. И еще никогда Ксении так не было страшно, как в ту ночь, в этой темной комнате, где в каждом углу ей мерещились блазени, что пришли утащить ее с собой в другой, темный мир. Ей иногда даже виделось, что к ней тянутся руки Северского, пришедшего за ней, словно желавшего свести с ней счеты за былое или просто забрать ее с собой, слышался его шепот: «Моя… моя лада!». И никого не было рядом, чтобы укрыть от этих страхов…
Она заснула только под утро, когда выбилась из сил от рыданий, а проснулась, когда за окном еще только розовел рассвет. Большие ладони скользнули под изгибы ее тела, приподняли с кровати и прижали к широкой груди. Длинные пальцы пробежались по волосам, убирая пряди с лица, а сухие губы стерли следы былых слез, еще не просохших на щеках.
— Прости меня. Мне поведали, что ты плакала тогда, — прошептал Владислав, обжигая своим горячим дыханием ее кожу. — Прости. Я словно потерял разум, видя, как твои волосы… меня будто ошпарило, когда я вспомнил, как долго ты не открывала мне своих волос, а вот ему…