Обрученные судьбой
Шрифт:
Спустя время отворилась дверца, и в возок залезла Марфута, едва не вскрикнув, обнаруживая в темноте Ксению. Ксения тут же затащила ее внутрь, повернулась к ней спиной.
— Прибери меня! Да споро! — и Марфута принялась заплетать волосы Ксении в две косы, чтобы уложить их после вокруг головы, спрятать надежно под повойником.
— Что с тобой? — спросила Ксения, ощущая, как трясутся пальцы Марфуты. — Не бойся, не на тебя я так зла ныне. На него! На пана ляшского! Ведаешь, где едем? К границе идем! А по пути нас с тобой в вотчину к Северскому, видать, подкинут, как дар от пана Заславского!
Пальцы Марфуты,
— Он сам так сказал тебе? — прошептала она почти в самое ухо боярыни.
— Скажет он мне! — зло фыркнула Ксения, сжимая пальцы в кулак да так сильно, что кольца впились в кожу. — Я ляшский разговор подслушала. К границе идем ныне. Седмица осталась или около того до нее. Знать, и вотчина мужа моего недалече…
Вдруг в стенку возка снаружи ударил с силой кулак, слегка пошатнув его при этом. Женщины замерли в испуге, выжидая, что за этим последует. Ксения уже приготовилась мысленно к карам, что ждут ее, ведь сейчас распахнется дверца, и ее волоком вытащат из возка. Но нет — никто не распахнул дверь, не схватил Ксению. Только пророкотал из-за стенки грозный голос: «Позже, панна! Позже потолкуем!»
— Что у вас, Ксеня? — испуганно спросила Марфа, а после вдруг заревела тихонько, прижала ее руки к своим губам. — Богом тебя заклинаю, Ксеня, держись ты от ляха подалее отныне. Сгубит тебя, лях этот, сгубит! Не ходи с ним на стоянках, не оставайся одна с глазу на глаз с ним, умоляю.
Перепуганная ее слезами, да тем рыком, что услыхала она из-за стенок возка, Ксения согласилась со своей служанкой. Не будет она отныне оставаться наедине с Владиславом, ведь слаба ее душа перед его глазами, его ласками да словами. Да еще кто знает, что ждет ее за его позор нынешний?
— Отныне с тобой неразлучны станем, Марфута, — прошептала Ксения. — Куда я пойду, туда и ты ступай. Не позволяй мне… слаба я, понимаешь?
Марфута только кивнула в ответ, заливаясь слезами, прижимаясь губами к рукам своей боярыни. Она еще долго плакала этой ночью, Ксения слышала ее тихий скулящий плач, и это бередило ей душу, заставляя саму тихо ронять слезы в ночной тиши. Она оплакивала недолю Марфы, разлученной с сыном, оплакивала свою недолю и свое, так и не свершившееся, счастье. И зачем она снова доверилась ляху? Поверила в его лживые слова, в его глаза колдовские, отдалась его бесстыжим рука. Затуманил ей разум, забыла она о его мести кровной. А вот и расплата пришла за подобное легковерие.
На следующий день Ксения даже головы не повернула в сторону Владислава, что ожидал ее у возка, вырвала руку из его пальцев, когда тот хотел остановить ее, ушла в лес, клича за собой Марфуту.
— Панна серчает? — подошел из-за спины Владислава Ежи, хитро щуря глаза. Тот без труда прочитал по его лицу, что усатый дядька думает об отношении шляхтича к пленницам и их свободе, а потому промолчал, не желая ссориться еще и с ним, отвел глаза в ту сторону, где скрылись за ельником женщины. — Ничего, Владек, потерпи чуток. Бабы поносятся со своей обидой день-другой, как с торбой писаной, а после отойдут, остынут. Тогда и беседы с ними веди, не ранее.
Едва только выехали с места ночлега, как захромал каурый Владислава, подкову потеряв где-то в дороге. Пришлось послать обратно пару пахоликов отыскать пропажу, а после искать деревню с кузней, чтобы водрузить найденную подкову
Ксения же, пользуясь тем, что Владек занят каурым, а значит, она может не опасаться его, вышла из возка, чтобы размять ноги и подышать воздухом, ведь в возке уже стало душно к этому полудню. Марфа предпочла наблюдать за ней издалека, из возка, готовая выпрыгнуть тут же, как только лях подойдет к ее боярыне.
Ляхи не шутили с Ксенией более, не окликали ее, когда она прошлась мимо них по двору к мальчику лет восьми, что точил на камне нож, сидя на завалинке у плетня. Никто не улыбнулся ей, как раньше, все отводили глаза в сторону, и Ксения поняла, что снова она оказалась в том же положении, что и была ранее. Пленница, с горечью отметила она, совсем позабыв, что сама себя ведет, как пленница, показывая всем своим видом, как отвратительны ей ныне ляхи, как не по нутру ей ее положение нынешнее.
— Что это за селение, мальчик? — спросила она у мальца, и тот поднял на нее перепачканное золой лицо, поднявшись с завалинки, бухнулся ей в ноги. Она легко тронула его затылок, мол, поднимайся, и мальчик встал, но не взглянул на нее, не поднял глаз.
— То Вязново, боярыня, — ответил он, и Ксения, едва удержалась на ногах, услышав название селения. Она обернулась и взглянула на Владислава, что наблюдал за ней из кузни внимательно. Еще один, быть может, как раз этот дневной переход, и они подойдут к Суглинке, речке, у которой когда-то ее Владислав пленил, а там еще пара дней, не более, и вотчина ее мужа. Знать, и правда, к Северскому везет ее лях, сжалось больно сердце.
Она рассеянно погладила мальчика по спутанным волосам, кивнула ему на прощание и отошла прочь, едва сдерживая слезы, уже готовые скатиться по щекам с ресниц. Знать, все ложь — все эти сладкие речи, все намеки. А эти ласки и поцелуи… О Боже, плакала Ксения, уткнувшись лицом в широкий рукав, когда возок снова затрясся по пыльной дороге, как же можно так ошибиться снова! Как могло так подвести ее тело, слабеющее в руках ляха, откликающееся порой на один только призывный взгляд его! А муж ее еще говорил некогда, что холодна она нутром, что нет в ней огня плотского. Вот он и пробудился тот огонь, да только ей на погибель!
Ну и пусть, вдруг решила Ксения, пусть погибель. Все едино ей негожа та жизнь, что была у нее, а после того, что узналось давеча, так и вовсе хочется только одного — заснуть крепким сном и не просыпаться более.
Ксения настолько утомилась от слез, что незаметно для себя и правда уснула крепким сном, проспала до самой темноты, не заметила, как давно встал возок на стоянку ночную, как ляхи наскоро разожгли огонь, а Марфа, как обычно, приготовила нехитрый ужин. Проснулась Ксения только от шумного гомона, который шел от костра, от смеха, что долетал до нее сквозь тонкие стенки. Марфы не было, как не видно было ее и у костра, и подле возка, а Ксении так не терпелось выйти, что она решилась пойти в одиночку, не дожидаясь возвращения служанки.