Обрученные судьбой
Шрифт:
Одеваться одной рукой было трудно, и Ксения вся взмокла, пока сумела натянуть на себя принесенные одежды. Потом она кое-как надела убрус, заправляя под него косы, растрепавшиеся за время сна, убирая под полотно пряди, что свисали вдоль лица. Ей вдруг захотелось взглянуть на себя, какова она в простом наряде, без украшений. Так же пригожа, как и в богатом боярском платье? Ведь совсем скоро ей предстоит предстать пред глазами Владислава, и вполне вероятно, что краса пригодится ей весьма, чтобы убедить того в собственной невиновности его плена, убедить все же взять с собой в ту страну, откуда он родом, женой ли или просто любавой, она даже не хотела пока думать
Ксения прошла до расписной птицами и цветами скрыни {1}и, выдвинув тихонько один из ящиков, нашла, что искала — зерцало на длинной серебряной ручке. Плохая это была затея, не могла не признать Ксения, глядя на свое тусклое отражение одним белым пятном, таким неясным в скудном свете месяца, что царил на ночном небе. Она еще раз более пристально вгляделась в отражение и успела заметить, как за спиной мелькнула тень. Уверенная, что это пришла за ней Марфута, Ксения так же тихо убрала в ящик скрыни зерцало и повернулась, уткнувшись носом в шелковый кафтан. Она быстро подняла глаза, с трудом удерживая крик страха, что едва не сорвался с губ, и встретилась взглядом со своим мужем.
— И верно люди говорят, — задумчиво произнес шепотом Северский. — Даже в медном обрамлении яхонт будет сверкать, как яхонт. Так и ты, Ксеня, даже в холопском платье удивительно пригожа!
Ксения настолько была изумлена и испугана этой встречей, что даже не шевельнулась, просто смотрела на него во все глаза. Матвей взял ее за кисть, поднес руку ближе к лицу, рассматривая ее в скудном свете.
— Такая тонкая кисть, такая изящная рука, словно веточка березовая. А веточки эти так ломаются легко, Ксеня, вот в чем жалость, — он помолчал, а потом отпустил ее кисть и положил свою широкую ладонь на ее затылок, принуждая ее приблизиться к нему. — Владомир не заметил, что у него на поясе нет ключа от хладной. Стареет пес, нюх потерял. А я вот углядел. Сразу же понял, что ты готовишь, краса моя, что задумала ты ныне ночью. Марфа ушла ключ вернуть, верно? Все так гладко у вас ткется, так ровно обман идет. Ты с ним, что ли Ксеня собралась? Господина своего решила оставить? Что молчишь, будто воды в рот набрала? Я ведь помню, Ксеня, что ты его тогда выпустила на волю. Знала, что тебя ждет, но выпустила! И вот ныне — в ту же петлю голову суешь, дура!
Ксения дернула головой, пытаясь освободиться от хватки его ладони, но Матвей крепко держал ее, не позволил ей вырваться. Только еще крепче прижал ее к себе, перехватывая ее запястья свободной рукой.
— Глазищи-то какие! Так и тонешь в них с головой, будто в омуте, — прошептал он уже мягче, но после снова вернул сталь в голос, когда забилась в его руках, пытаясь освободиться. — Люб он тебе, Ксеня? Люб?
— Да! — прошипела она вдруг прямо в лицо. — Люблю его! Люблю и всегда любила!
— На что готова ради него? — спросил Северский, встряхивая ее. — Живот готова положить? Душу продать готова?
— Да! Да! Да! — шипела обезумевшая от страха Ксения. В ее голове быстро мелькали мысли о том, что ныне ждет всех участников этой затеи. Уж лучше тогда разозлить Северского, чтоб он вышел из себя и придушил ее прямо здесь. Ведь в ином случае он вытащит из ямы Владислава и будет медленно мучить их на глазах друг у друга, упиваясь их болью, гневом и беспомощностью шляхтича. Ведь Северский уже узнал, что и она небезразлична ляху, тот прошлого дня доказал это. Тогда уж лучше пусть тот будет мертв ныне в яме, ибо такую пытку ей ни за что не сдержать!
— Тогда уговор, Ксеня? — вдруг проговорил Северский, и Ксения застыла ошеломленная,
— Он мертв? — вдруг выдохнула Ксения. Разумеется, мертв, иначе Северский не предлагал бы ей этой сделки. Разве выпустит он живым своего врага, будучи в здравом уме? А то, что он серьезен и не под хмелем, Ксения видела ясно. Северский же только рассмеялся в ответ на это.
— Жив ляшский пес! Все не подохнет никак! Ну, так что, краса моя? Пойдешь на уговор? Пойдешь! Или я кликну чадинцев, что затаились на дворе, и они перебьют всех ляхов тут же, а с ними и Марфу твою — мол, в пылу боя не заметили, что баба под рукой крутится, думали, ляхи бежать собрались. А ляха твоего я повешу за ноги под окно твоего терема, чтобы глядела ты на него, пригожего своего, и наглядеться не могла. Так что, лада моя? Уговор? — от вкрадчивого голоса Северского, от страшного смысла его слов у Ксении кровь стыла в жилах от ужаса. Она знала, что тот выполнит все, что обещал сейчас, и в голову сразу же пришла мысль согласиться на все, что тот предлагает, поклясться в чем угодно ему. Лишь бы Владека уберечь…
— Какая ты у меня разумница, моя люба! — улыбнулся Матвей, когда Ксения быстро кивнула, соглашаясь на предложенную сделку. Он развернул ее лицом к образам в углу комнаты, так что она почти лицом к лицу оказалась с Богородицей.
— Клянись тогда, Ксеня! — прошипел он ей в ухо. — Клянись, что покоришься и душой, и телом мне, своему господину, что ни разу более не вспомнишь ляха, что никогда и никому ни словом, ни делом не покажешь, что ты несчастна со мной, что тебе не по нутру брак наш. Клянись!
— Клянусь, — прошептала Ксения, отрекаясь от своей любви, видя перед собой не эти грустные глаза лика, а другие — темные, полные страсти, когда Владислав склонялся над ней, целуя, полные поддержки и участи перед ее пыткой вчера. Полные любви… — Клянусь! — а потом повернулась к Северскому, взглянула в его глаза. — А теперь ты клянись, что выпустишь ляхов живыми из своей усадьбы, что позволишь им уйти. Клянись, что границу они пересекут живыми, что не будешь преследовать их. Не на образах и на кресте, нет! Родом своим клянись, памятью и покоем твоего отца умершего клянись!
Северский прищурил глаза, злясь той ловушке, что она расставила для него, но все же проговорил:
— Клянусь памятью и покоем своего отца умершего, что ляхи уйдут через границу живыми, и я не буду преследовать их!
Только после этого Ксения позволила слезам, что давно подкатили к глазам, пролиться по щекам тонкими ручейками. Вот и все. Она спасла жизнь и душу Владислава, пусть и ценой собственных!
Северский отпустил ее, и Ксения медленно опустилась на ковер, чувствуя себя совсем обессиленной и телом, и душой, склонила голову не в силах смотреть на него, того, с кем отныне она связана до конца своих дней. Она не видела, как он ушел — так же беззвучно, как и прокрался в ее терем некоторое время назад, очнулась лишь, когда Марфа тронула ее, скользнув ладонью по щеке.