Обрученные судьбой
Шрифт:
А потом вдруг из тумана до Ксении донесся вопль, заставивший ее сердце больно удариться о ребра, напомнить ей о той ране, что кровила ныне, незаметная чужому взгляду. Вопль, от которого ей вдруг захотелось упасть на колени, уткнуться лбом в мокрый песок, на котором еще были видны следы ляхов, и заскулить, как собаке, в голос, слушая мерный стук копыт приближающейся к ней лошади ее мужа.
А Владислав все кричал и кричал откуда-то из тумана, разрывая ей душу.
— Ксеня! Ксеня! Ксеееняяяя!
1. Род комода с выдвижными ящиками
2.
3. Туман идет. Это очень хорошо (польск.)
4. платок
5. Т. е. выдолбленные из ствола дерева
Глава 18
— Ксения Никитична, — откуда-то из густого тумана вдруг вынырнул темный силуэт лошади, в седле которой сидел Северский. Чадинцы еще не догнали своего хозяина, но до Ксении отчетливо долетали звуки их шагов, лязг их оружия и колец их кольчуг.
Матвей склонился к Ксении и протянул ей руку, призывая забраться на лошадь перед ним.
— Быстрее, на берегу никого не должны заметить!
И как не хотелось Ксении подчиняться ему, отказаться от его руки, заявить всем, что это она предала своего господина и позволила бежать пленникам, но чувство самосохранения все же взяло вверх, и она ухватилась за его широкую ладонь. Северский в мгновение ока втянул ее на лошадь, усадил перед собой и прикрыл плащом, надежно скрывая свою жену от посторонних взглядов.
— Ты была одна, Ксеня? Где девка твоя? — быстро спросил Матвей, глядя на уже заметные в тумане фигуры чадинцев, спешащих к своему господину.
— Она еще от колодца ушла, — поспешила заверить Ксения, памятуя о своем решении скрыть участие Марфы в побеге ляхов. — Я одна была.
— Я думал, ты уплывешь с ними, — вдруг медленно проговорил Северский, и прежде чем Ксения успела ответить, тронул лошадь навстречу своим чадинцам, наконец настигших его. — Лодьи все пробиты. На реке туман, и стрелами не достать. После обдумаю, что делать с беглецами. А ныне возвращаемся в усадьбу.
Он еще крепче прижал к своей груди Ксению под широким плащом и направился к усадьбе, стоявшей на небольшом возвышении в нескольких десятках саженей от берега. Провел ладонью по голове жены, только ныне осознав, что так резануло ему глаз, когда он выехал на песчаный берег. Ксения была простоволоса, хотя выходила из усадебных ворот в убрусе. Он уже открыл рот, чтобы заметить ее тягостный проступок, как вдруг предрассветную тишину разорвали крики и улюлюканье чадинцев.
— Одна, говоришь, была? Дура ты, Ксеня, дура, — проговорил Северский беззлобно и, как показалось Ксении, с неким оттенком сожаления. Но ныне она не желала думать и различать настроения своего мужа. Ей было абсолютно все равно, будет ли он гневен или тих и покоен, когда призовет ее к себе. Сейчас же она желала только одного — уйти к себе в спаленку да повалиться в постель и лежать без движения как можно дольше. А еще чтобы ни одной мысли в голову не пришло за это время, чтобы голова была так же пуста, как опустела ныне ее душа.
Поэтому Ксения не стала возражать, когда спустя некоторое время, как она повалилась на кровать прямо в том платье, что была, в терем пришла Евдоксия с серебряной
— Пей, боярыня, — приказала она, и Ксения покорно поднялась в постели и приняла из ее рук питье. Даже если бы та подала ныне отраву какую, Ксения была бы только рада испить ее до самого дна, чтобы никогда более не подняться с этой кровати. Но ее обоняние уловило сладковатый запах, шедший от напитка в чаше, а вкус только утвердил Ксению в ее догадке. То был не яд, а просто дурман. Дурман, который позволил бы ей сейчас забыться и забыть обо всем.
— Жаль, что он так носится с тобой, будто несушка с яйцом, — процедила Евдоксия. — Я бы позволила тебе все до конца узнать, всю боль прочувствовать. Твоя вина в том, что вершится. Только твоя!
Но Ксения только рукой на нее махнула, пошла, мол, прочь, и ключница направилась к сеням, попутно пиная сенных девок носками чеботов в бок, шипя им со злости: «Поднимайтесь, лени! Солнце встает, а вы спите-проспите!» Те, опоенные с вечера дурманом, едва открывали глаза, с трудом поднимали с постелей тяжелые головы.
Ксения же упала обратно в подушки, пряча в них свое лицо, скрывая от всех свои слезы. Ведь в голове снова вдруг возник тот вопль, что долетел до нее из тумана. Крик, полный боли и отчаянья.
«…- Ксеня! Ксеня! Ксеееняяяя!…»
— Прости меня, — прошептала она в подушку. — Прости…
А потом маковый настой сделал свое дело, и она плавно соскользнула в столь желанную для нее ныне темноту забвения. Не думать и не вспоминать — вот благо для нее сейчас.
Очнулась Ксения от своего глубокого сна без сновидений от того, что ее кто-то тряс за плечи, что-то приговаривая, а после вдруг стали лить холодную воду на лицо, скатывающую тяжелыми каплями вниз по шее прямо в ворот платья. От этой прохлады Ксения вздрогнула, завизжала, отстраняясь от мучивших ее рук, но ей не дали снова упасть на постель, так манившую ее сейчас, стали снова протирать лицо мокрой тряпицей.
— Боярыня, боярыня, пробуждайся! — приговаривали женские голоса. — Пробуждайся, боярыня.
И Ксении пришлось открыть глаза, щурясь от яркого света, что разливался по комнате в этот час. Она хмуро оглядела стоявших в спаленке девок, что будили ее, суетились по комнате, раскладывая одежды, доставая из ящиков скрыней уборы и украшения.
— Боярыня, тебя боярин кличет на задний двор, — проговорила самая старшая по возрасту из Ксениных прислужниц, та, что так трясла ее сильно за плечи. Эта фраза отдалась в голове Ксении воспоминанием, кольнувшим позднее прямо в сердце. Казалось, годы прошли с того дня, а не пара световых дней.
— Что он желает? — разлепив с трудом пересохшие губы, прошептала Ксения. Очень хотелось пить, и она кивнула одной из служанок на ендову с ключевой водой, стоявшей на одном из столиков. Та поспешила тут же послужить своей хозяйке, подала полную чашу.
— Не ведаю, боярыня. Евдоксия сказала, срочно идти надо, — ответила ей прислужница, и Ксения кивнула, чувствуя, как в душу вползает тяжелый липкий страх. Что там снова? Неужто Северский презрел клятву, и пленников вернули в усадьбу? Неужто расправу чинит на заднем дворе?