Обручев
Шрифт:
Заросли сухого камыша покрывали бывшие заливы, и Владимир Афанасьевич не мог отказать себе в удовольствии поджечь камыш. Огонь быстро побежал по сухим стеблям, и Обручев, отъехав немного в сторону, сфотографировал горящий камыш.
— Папа это любит, — сказал Сергей на удивленный возглас Гайсы.—Он ведь всегда в походе жжет валежник, без костра вечером приходит в плохое настроение...
По маршруту Певцова прошли западную часть пустынных, «печальных», как называл их Обручев, гор Кара-Арата. Унылая черная пустыня, кое-где серые такыры, щебень, никакой растительности.
Пустыня Сырхын-Гоби отделяет Кара-Арат от хребта Семистай. Это бель, то есть пьедестал Семи- стая, образованный из пролювия, вынесенного потоками. Пустынный подъем порадовал путешественников раскраской
Близ горы Сейнык оказалось много выходов юрских пород. Пласты песчаников и сланцев были опрокинуты — более древние лежали поверх молодых. Здесь в обрывах с разноцветными полосами можно было видеть разрез юрской свиты, а так как одни пласты были твердыми, а другие мягкими и скорее подвергались разрушению, здесь образовалось много интересных фигур выветривания вроде грибов, столов, черепах.
Теперь Обручев окончательно уяснил себе характер Джунгарского горообразования.
Участки древней палеозойской складчатости перемежались с долинами, занятыми когда-то мезозойскими озерами. Юрские отложения, лежавшие на дне этих озер, под действием сил сжатия в пустыне Сырхын-Гоби были прорваны в послеюрское время длинным и узким клином палеозойского основания. Юрские отложения вертикально встали вдоль палеозойского клина по обе стороны хребта Хара-Сырхэ. Но к западу клин горы Сейнык не прорвал всю юрскую толщу, а приподнял ее и образовал «ящичную», или сундучную, складку, иными словами, гору в виде ящика или сундука.
Уходили с Сейныка через западную часть горы. Прошли мимо огромной каменной глыбы «Голова великана», спустились по руслу реки Дям и снова видели скалу Кызыл-Гэгэн-Тас, о которой Гайса еще в первое путешествие рассказывал, что какой-то молодой гэгэн так усердно служил Будде, что, наконец, решил броситься вниз с этой скалы, уверенный, что божество за праведную жизнь спасет его и не даст разбиться. При огромном стечении народа он спрыгнул, распахнув, словно крылья, широкие рукава красного халата, и, конечно, погиб. По другой версии, молодого гэгэна сбросили вниз ламы, которым он не хотел подчиняться. Как бы то ни было, скала получила название «Кызыл-Гэгэн-Тас» — «Камень красного гэгэна».
Еще раз побывали на хребте Барлык и на южном склоне цепи Каранын-Тау. Здесь Обручев увидел большие скопления лёсса и понял, что песчаная пыль приносится ветром с берегов озер Ала-Куль и Сассык-Куль.
Хребет пересекли по перевалу Чолак и собрали там много девонских окаменелостей. Путешествие окончилось осмотром горы Тюльклю, стоящей отдельно от Барлыка.
Три года странствий по Джунгарии привели Владимира Афанасьевича к выводу, что ни один из хребтов этой страны не относится к системе Алтая. И Тарбагатай и Манрак-Саур принадлежат к складчатым киргизским горам. А Барлык и Майли-Джаур, несомненно, продолжают цепи Джунгарского Алатау — северной части Тянь-Шаня. Никакого «горного узла», показанного на картах, в действительности нет. Горы Джунгарии в палеозое были складчатыми, но в начале мезозоя подверглись денудации, то есть были размыты, а продукты их выветривания унесены водой. Они превратились в волнистую равнину, а когда вновь началось горообразование, равнина пересеклась разломами и превратилась в горы с горстами и грабенами. В грабенах образовались озера, отложения которых относятся к юрскому периоду. При более молодых движениях земной коры горсты поднялись выше, озера в грабенах исчезли, и юрские отложения собрались в складки, кое-где превратившись в ящичные горы.
Оледенения происходили в Пограничной Джунгарии в начале четвертичного периода. Первое было очень сильным, и с гор тогда спускались мощные ледники. Второе оледенение оказалось слабее, при нем ледники покрывали только верхние части гор. Климат, влажный после оледенения, постепенно становился все суше.
Из полезных ископаемых Джунгарии интересны золото в кварцевых жилах Джаира и в россыпях на Майли и Тарбагатае, уголь между Уркашаром и Джаиром и выходы древнего карбонового угля на Барлыке и южном склоне Тарбагатая. Асфальт образует холмы на южном подножье
Труд был проделан огромный. Обручев выяснил историю геологического развития, палеогеографию и современное состояние почти неизвестной доселе области. Первые два тома дневников джунгарских исследований были выпущены в свет в Томске. Усов составил описание горных пород, а новую карту Пограничной Джунгарии сделал Сергей Обручев. Владимир Афанасьевич очень гордился первым научным успехом сына; но хвалил его, как всегда, сдержанно.
— Представьте себе, Сергей сделал очень недурную карту, — говорил он знакомым.
Педагогическая работа по-прежнему заполняла все время. Обручев стал популярнейшим профессором Томска.
В 1910 году горный инженер Грауман, старый знакомый, работавший теперь в Российском золотопромышленном обществе, предложил Обручеву произвести экспертизу золотого рудника Богомдарованного [20] .
Стояла осень, занятия в Технологическом институте уже начались. Владимир Афанасьевич очень досадовал: все лето он провел в Томске, не торопясь готовил к печати второй выпуск геологической карты Бодайбинского района и описание к ней. Что бы Грауману предложить эту поездку летом! Теперь он ехать не может. А дело важное. Золотые россыпи в Сибири уже сильно иссякли. В последнее время все большее внимание обращается на коренные месторождения. Богомдарованный принадлежит богачу Иваницкому. О причудах этого золотопромышленного магната рассказывают удивительные истории. Говорят, что он въезжает на рудник под музыку. Впереди него на особой тройке едет оркестр. А если приезд случается весной или осенью, когда улицы рудничного поселка тонут в грязи, из конторы выносят штуку малинового или бирюзового атласа и расстилают дорогую материю по слякоти. Хозяин шествует в контору по атласной дорожке. Но что думать о чудачествах этого самодура! Видимо, дела его пошатнулись, потому что он хочет продать свой рудник золотопромышленному, обществу. Ехать надо в горы Кузнецкого Алатау. От Томска неблизко... И думать об этом нечего... Впрочем, есть выход, ведь можно произвести экспертизу во время зимних каникул!
20
Ныне рудник «Коммунар».
И в декабре, едва студентов распустили на отдых, Обручев с Усовым выехали из Томска. До станции Итат — поездом, а дальше на лошадях в кошеве, обитой рогожей. Закутанные в тяжелые дохи, укрытые тулупами, пассажиры неподвижно сидели в глубоких санях, молчали и только по густым облакам пара от их дыхания можно было понять, что они живы.
В селе Чебаки отогрелись, поужинали горячими пельменями, переночевали и утром поехали дальше вдоль заметенных снегом гор, а потом по замерзшей реке Собаке. Нрав у Собаки был строптивый, неуживчивый. Летом она кипела и бурлила, сорвавшись с гор, зимой замерзала неровно со внезапными торосами и полыньями. То и дело приходилось сворачивать на берег и нырять по ухабам выбитой обозами дороги или вылезать из саней и, спотыкаясь, шагать по обледенелому берегу.
Рудник стоял на склоне долины горного ключа. Над ним нависли горы, возносящие до облаков снежные вершины.
Обручев и Усов спускались в шахты, осматривали при свете свечи забои, восстающие ходы — проложенные снизу вверх — и гезенки, из которых кварцевая жила вынимается сверху, так, что ход постепенно удлиняется книзу. Кварц казался то белым, то голубоватым, то желтым, иногда он шел в породе ровной толстой полосой, порой жила превращалась в тонкий шнурочек, или «проводник», ведущий к новому утолщению. Кое-где блестели крупинки золота, в других местах в кварце змеились тонкие золотые ветки или виднелись желтые пятна, точно кто-то горчицей помазал. В иных забоях уже не работали, считая, что жила там выклинилась — исчезла.