Обряд копья

Мирганд Иван

Будто почувствовав мой взгляд, он резко дёрнул головой и уставился мне прямо в глаза долгим немигающим взором. Потом выдавил из себя мягкую улыбку, которая выглядела просто жутко на его стянутом горем лице. И, резко встав, он ушёл с праздника. Его жена здесь и не появлялась вовсе, а он должен был, как глава деревни, но уйдя он как бы отказался сейчас от главенства.

И это заметили многие.

Не зная, как справиться со своими чувствами, которые будто вскипели в душе после напоминания про Алема, я нашёл в толпе маму, танцующую с Трогом под песню о бескрайнем небе для

тех, кто может летать. Они давно уже общаются… и это по началу меня очень злило. А сейчас я даже не захотел подходить к ней, отвлекать своими глупыми чувствами.

Так и сидел подавленный до самой ночи, когда младших увели по домам, а старшие стали обсуждать жизнь деревни. Слегка пьяные и от того чуть более резкие, люди меньше стеснялись поднимать важные темы. И это было правильно.

Внезапно я осознал, что тоже стал взрослым и мне теперь можно пить вино. И даже нужно, ведь его настаивают со стихийными травами! Так что я смело подошёл к разливавшему вино Мимсу — его задачей сегодня было не допустить перепивших. Тот обидно ухмыльнулся, поглядев на меня, но налил мне в чашу янтарную жидкость, которая тут же защекотала нос пряным запахом.

Подняв чашу ко рту, я заметил, что в вине сплетаются разноцветные искорки. Задержав дыхание, я попытался выпить так же, как делали взрослые. Влил в себя терпкую жидкость и попытался тут же её проглотить, чуть не подавился, но, давя кашель, смог протолкнуть жидкость в пищевод. Та обожгла горло и пищевод, разлилась жаром по животу, тут же закололо кончики пальцев.

Ко мне подсела мама, приобняв меня за плечи. И я стал горячо рассказывать ей о своих переживаниях. Вывалил на неё всё, вплоть до отсутствия горшочка. Я говорил и говорил, выпуская наружу всё, что меня тревожило. Рассказал ей о том, что отец превращается в волка, и меня смущает, что в его описании узнали старого хранителя леса.

— Но это отец! Я знаю, что это он! — горячо прошептал я ей.

Мама печально улыбнулась мне в ответ.

— Опиши его, сынок.

— Ну… у него такой же нос с горбинкой, как у меня, и яркие синие глаза, которые будто светятся. Ростом чуть выше тебя, худощав, — начал я, слегка растерявшись, так как больше ничего и не видел в образе приходящего ко мне отца.

— А ещё? Какой у него кадык и подбородок?

Я даже не стал пытаться что-то придумать и сказал, как есть, что не вижу эти черты.

— Ну вот, сынок. Ты видишь только то, о чём я тебе рассказывала, — мама печально вздохнула. — Не думаю, что к тебе приходит отец. Это скорее всего просто твоя стихия принимает его образ.

— Что? Нет! — я даже закричал, негодуя, от чего совещание на секунду прервалось. Я смутился и продолжил уже снова шёпотом. — Но он приходил ко мне на тренировки и помогал ещё до прозрения!

— Сынок, ты не хуже меня знаешь, что стихия приходит к человеку не с прозрением, она с нами с самого рождения.

— Но… но… но это он, я знаю!

— Сынок. Завтра утром поговорим, сейчас в тебе говорит хмель.

— Нет! — я снова прокричал и, грозно (по моему мнению) встал и ушёл с собрания.

— Всё хорошо, он просто взрослеет, — услышал спиной голос мамы.

Как

же я зол. Она ничего не понимает! Это отец! Я точно знаю! Откуда ей вообще знать — она не видела его ни разу! А я видел! И я знаю!

Так распалился, что и не заметил, как оказался на поле для тренировок. Смутился сам себе и пошёл назад, чтобы не пугать маму. Как бы я ни был зол, не хочу больше видеть её разбитой после многих бессонных ночей из-за меня. Уже подходя к ограде, я услышал тихий плач.

Всхлипы раздавались из берлоги, и я тайком подобрался к её входу, чтобы посмотреть кто там. Дора сидела в самой глубине и размазывала ладонями по лицу слёзы. Я замер, боясь дышать, не зная, что делать. У неё тоже есть проблемы с познанием? Да ну нет, она же получила горшочек.

Я уже почти решился подойти к ней и заговорить, когда меня резко схватили со спины, заткнув рот и стремительно унося прочь.

Глава 23

Я перепугался до чёртиков, готовый уже к мучительной смерти в лапах чужака. А меня всё тащили и тащили куда-то спиной вперёд. Впрочем, я увидел ограду и понял, что меня утаскивают не так уж далеко, но я не мог ни понять кто, ни зачем. И вырваться не мог — зафиксировали так, что только ноги и могут шевелиться, но бестолково — ни ударить не могу, ни упереться ни во что.

Через пару минут мы остановились, а затем я был отпущен. Резко обернулся, выхватив кинжал, но наткнулся лишь на насмешливый взгляд Виры.

— Какого чужака?! — взъярился я на неё за пережитый страх.

— Пф, и это вместо благодарности за то, что я тебя от твоей глупости спасла? Ты ж, болван, чуть не пошёл её утешать!

— И чего? Она ж плачет!

— Уууу… вот вы мальчики глупые. Ну и что бы ты там сделал?

— Успокоил бы её.

— Ага, а потом ей было бы тяжело с тобой общаться из-за того, что ты видел её такой.

— Будто бы я её слёзы никогда не видел.

— Нет, не видел. Раньше ты видел детские слёзы. А теперь она уже взрослая, — Вира вздохнула устало, будто ей страшно надоело объяснять прописные истины мелкому ребёнку. — Ладно, чего я тебя искала то. Завтра проверю на что ты годен, не уходи никуда с утра.

Я лишь кивнул и пошёл домой, споря в голове то с Вирой, то с мамой, то пытаясь утешить Дору. Мама домой ещё не вернулась. Так что я лёг спать поскорее, боясь продолжения разговора.

А утром, не успел я умыться — пришла Вира.

— Рена, я заберу его у тебя, посмотрю, как он плавает, думаю сводить его за дыханием завтра.

— Хорошая идея, — деловито ответила ей мама, занятая как всегда вязанием.

Я глянул на неё исподлобья, всё ещё боясь продолжать вчерашний разговор. Всё же с мамой было глупо спорить, но это же папа…

— Идём к озеру, есть там один омут, с ним глубины как раз должно хватить.

— До куда? И что такое дыхание?

— Увидишь, — отмахнулась эта великанша от всех вопросов.

А потом мы дошли до озера, и она приказала мне раздеваться прямо на берегу, а сама потащила с берега лодку в воду. Причём в лодку она меня не пустила и заставила плыть за ней.