Обряд Ворлока
Шрифт:
Огонь, шипя и рассыпая искры, нехотя разгорелся до прежней силы.
Как бы поступил на моем месте отец? А Хродгейр? А старый Сигурд? Асмунд, Олаф, Гуннар? Бросили бы датчан? Или попытались бы разбудить их во что бы то ни стало?
Трудно ответить…
Норвежцы могли бы и оставить Лосси-датчанина в беде. Северные воины суровы, и не всегда их поступки может понять и объяснить мирный человек, а Вратко продолжал считать себя далеким от войн и сражений, хотя и путешествовал с викингами больше двух месяцев, участвовал в сражениях, видел смерть врагов и гибель товарищей,
Парень вспомнил, как отец хихикал в усы, когда слышал сказочку о добром купце из Самары. Эту сказку очень любил их уличанский священник, отец Андрей, старый, сухонький и седой, и называл ее мудрено — притчей. Позняк как-то заметил, что если самаритянин был купцом, то ему прежде всего надлежало думать о товаре — ведь разбойники, избившие и ограбившие прохожего, далеко не ушли. А потеряет купец товар, значит, пойдет по миру, семья его голодать будет, дети побираться. Умный торговец, по словам новгородца, должен был быстро доехать до ближайшей заставы и сообщить стражникам о непотребстве, чинимом на дорогах, а он раны взялся перевязывать, масло и вино возливал…
Отец Андрей возражал, ссылаясь на древнюю мудрость: поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они с тобой поступали. А отец говорил, что к купцам это высказывание не относится. Их брат, если не будет пытаться выгадать, обмануть, как говорится, «нажухать» чужеземного гостя, быстро пойдет по миру. Священник качал головой, закатывал глаза и напоминал о поступках Иисуса Христа. Позняк отвечал, что Сын Божий не был торговцем, а очень даже наоборот — купцов не любил и, если верить Священному Писанию, изгонял их из храма в Иерусалиме.
Сторонний слушатель, попади такой на беседу новгородского гостя с батюшкой, мог бы упрекнуть Позняка в корыстолюбии и жестокосердии, но и отец Андрей, и родичи купца знали, сколько он раздает милостыни у входа в церковь, как помогает недужным соседям, как частенько упускает выгоду, небрежно обронив: «Зато я доброго имени новгородского не посрамил!»
Пожалуй, Позняк не бросил бы викингов умирать от холода и голода — ведь неизвестно, кто этот сон наслал и сколько времени еще датчане пролежат в забытьи. На голых камнях в сырости. Без еды и питья.
Не бросит и он, Вратко Познякович.
Вот только обдумать нужно что да как. Нахрапом одолеть задачу не удалось. Значит, надо сесть и подумать. В свое колдовство парень верил мало, но есть же обычные способы? Например, пятку прижечь огнем… Правда, это опасно. И не столько для пятки, сколько для здоровья прижигающего. Спасенный викинг, прежде чем разберется, что ему на такой манер жизнь спасали, может и шею скрутить исцелителю.
Хотя, с другой стороны, припалить бороду Лосси — не такой уж и плохой замысел. Немало крови он попил из Вратко, обзывая его ворлоком, обвиняя в черном колдовстве, требуя суда у Харальда Сурового. Может быть, именно он и напророчил? Если человеку долгое время повторять одно и то же, то он, в конце концов, и сам поверит. Так и Вратко теперь прибегает к заклинаниям не по просьбе или приказу сторонних людей, а и по собственному желанию.
Новгородец усмехнулся
Туман, вопреки тайным надеждам словена, не развеялся, а стал еще гуще.
Будто в молочную реку нырнул, а не на свет божий выбрался.
Не видать ничего, что называется, дальше собственного носа.
Парень, подивившись чуду природы, вытянул как можно дальше руку с факелом. Огонь пробивался сквозь мглу тусклым красноватым пятном. Как закатное солнце сквозь тучи.
Эх, солнышка сейчас так не хватает… Без него, подателя жизни, и мысли не спешат, друг за дружку цепляются, так и норовят вовсе запутаться окончательно.
— Твоя беда, Вратко из Хольмгарда, — послышался позади негромкий голос, — в том, что ты не веришь в себя, в свои силы.
От неожиданности парень подпрыгнул на месте. Уронил факел. Развернулся, закрываясь мечом.
Чуть выше входа в нору из склона торчал плоский камень, изъеденный дождями и ветром, покрытый зеленоватыми пятнами лишайника, похожего на плесень. На нем примостился невысокий человек в меховой безрукавке. Сухой и сутулый. Морщинистое лицо докрасна загорело, и седая бородка выделялась, как будто он хлебнул сметаны прямо из горшка. Непокрытая голова поблескивала — на круглой плеши собрались капельки воды.
Парень перевел дыхание. Опустил меч.
— Поздорову тебе, почтенный Вульфер. — Он поклонился в пояс, как и положено приветствовать старшего годами, да еще спасшего тебе когда-то жизнь.
— И тебе не хворать, Вратко из дружины Хродгейра Черного Скальда.
— Да я как-то… — Словен пожал плечами. Глянул на потухший факел.
— Не переживай. Факел — что? Факел новый сделать можно.
— Э-э, не скажи, почтенный Вульфер. Я с ним столько потрудился.
— То-то и оно, что ты предпочитаешь чиркать кресалом вместо того, чтобы приложить самую малость умений, дарованных тебе богами.
— Какими богами? Каких умений? Как ты меня нашел, почтенный? — не был бы Вратко так ошеломлен внезапным появлением старика, он посчитал бы неприличным задавать подобное количество вопросов, но сейчас…
Сакс усмехнулся:
— Я вижу, ты хочешь продолжить нашу игру? Я тоже не против. Ты начал первым вопросы задавать. Значит, отвечать мне.
— Прошу прощения, если проявил невежливость, — взял себя в руки словен. Чего-чего, а разговаривать со старшими его выучили хорошо. До сих пор никто не жаловался.
— Да что ты! Я ж не обидчивый. Ты же знаешь. Мне отвечать?
— Ну… Отвечай, если хочешь.
— Тогда слушай. Какими богами, не знаю. Так что вопрос не засчитывается. Будем по чести играть. Ты ж вроде бы крещеный? Но и Перуна нет-нет, да и помянешь. А в последнее время Одина с Тором. Как родные тебе стали, да?
— Ну… Не знаю. — Вратко пожал плечами. — Вспоминаю, конечно…
— А не думаешь ты, что боги везде одни и те же, только люди их по-разному называют?
— Это как?