Общак
Шрифт:
— С чего бы мне так делать?
— С того, что я тебе плачу. Разве плохая сделка?
— Сделка как сделка.
У Эрика зазвонил сотовый. Он посмотрел на экран и поднял палец, призывая Боба подождать. Забрал выпивку и пошел через толпу обратно.
Добавьте Пейтона Мэннинга в список людей, которые опускали Кузена Марва. Этот гад вышел на поле со своим ударом на миллиард, со своим контрактом на миллиард, и от защиты «Сихокса» мокрого места не осталось. А прямо сейчас рвали на куски «Бронкос»: «Сиэтл» делал с «Денвером» то, что «Денвер» делал сегодня со всеми игроками
С телефона в кухне Марв позвонил этому мальчишке Дидсу спросить, когда тот собирается двигать в сторону бара, и был ошеломлен и разозлен, услышав, что тот уже час как сидит в баре.
— Ты что, с дуба упал! — сказал он.
— А где еще мне быть? — спросил Дидс.
— Дома. Чтобы ни одна собака тебя не видела, пока ты не ограбишь заведение.
— Меня никто никогда не замечает, — сказал Эрик, — так что об этом не беспокойся.
— Я вообще тебя не понимаю, — сказал Марв.
— Чего не понимаешь?
— Все так просто: появляешься в назначенное время, делаешь дело и уходишь. Почему теперь никто в мире не придерживается, на хрен, плана? Ваше поколение, похоже, не выходит из дому, не забив баки наркотой.
Марв пошел к холодильнику за очередным пивом.
— Не волнуйся, — сказал Дидс. — Я влез ему в душу.
— Кому?
— Бобу.
— Если бы ты влез в душу к этому парню, ты бы сейчас орал в голос, а ты не орешь. — Марв с треском открыл банку. Немного сбавил тон. Лучше иметь спокойного партнера, чем партнера, уверенного, что ты на него злишься. — Слушай, я знаю, какое впечатление он производит, но я тебя заклинаю: не играй с ним. Просто отойди подальше и не привлекай к себе внимания.
— Ну, — сказал Эрик, — и что мне делать в ближайшие два часа?
— Ты же в баре. Только в стельку не упейся, сохраняй хладнокровие, а в два я заберу тебя из переулка. Разве плохой план?
Из трубки донесся смех Эрика, натянутый и одновременно какой-то девчачий, словно он смеялся над шуткой, которую никто, кроме него, не слышал, и никто не поймет, в чем там соль.
— План как план, — сказал он и отключился.
Марв уставился на свой телефон. Современная молодежь! Похоже, в тот день, когда в школе детей учили личной ответственности, все они, на хрен, взяли освобождение по болезни.
Когда игра закончилась, толпа заметно поредела, зато те, что остались в баре, были гораздо более шумными и пьяными и оставляли после себя в туалете куда больше грязи.
Через некоторое время и они стали расходиться. Рарди отключился рядом с бильярдным столом, и друзья уволокли его, причем один из них все время бросал на Боба извиняющиеся взгляды.
Боб время от времени поглядывал в сторону Эрика и Нади, которые так и сидели за тем же коктейльным столиком и разговаривали. С каждым новым взглядом на них Боб ощущал, что становится все меньше и меньше. Этак, если смотреть почаще, он, похоже, и вовсе исчезнет. После четырех «Столичных» Эрик наконец-то
Боб перегнулся к ней через стойку:
— Так ты с ним?
— Что? — переспросила Надя.
— Это так? Просто ответь мне.
— Господи, да ты что! Нет. Нет! Я не с ним. Нет, нет и нет! Боб, я сегодня пришла домой, а он ждал меня в кухне с пистолетом на поясе, прямо «Сильверадо» какое-то. Сказал, я должна пойти вместе с ним к тебе сюда.
Бобу хотелось поверить ей. Хотелось поверить с такой силой, что скулы сводило, — вот сейчас зубы выскочат изо рта и запрыгают по всему бару. Наконец-то он смог как следует посмотреть ей в глаза и увидел нечто, чего по-прежнему не мог понять, — но это было не волнение, не самодовольство, не снисходительная усмешка победителя. Пожалуй, там было то, что хуже всего этого, вместе взятого, — отчаяние.
— Я не могу один, — сказал Боб.
— Не можешь чего?
— Понимаешь, это слишком тяжело. Я отбываю этот… срок уже десять лет — изо дня в день, — потому что с чего-то решил, что тогда мне зачтется наверху, понимаешь? Ну, я увижу маму, отца, все такое. Но мне кажется, меня не простят. Мне кажется, я не заслуживаю прощения. И если там мне суждено быть одному, неужели и здесь тоже?
— Никому не суждено быть одному, Боб. — Надя положила руку на его ладонь. Всего на секунду, но этого было достаточно. Этого было достаточно. — Никому.
Эрик вернулся из туалета и шел теперь к стойке. Он указал на Надю большим пальцем:
— Ну-ка подсуетись и принеси со стола наши напитки, о’кей?
Боб отошел, чтобы выписать счет.
К часу сорока пяти все разошлись, остались только Эрик, Надя и Милли, которая была обязана являться в свою богадельню на Эдисон-Грин ровно в час пятьдесят пять. Милли попросила свою пепельницу, и Боб толкнул к ней пепельницу по стойке, а Милли все растягивала и растягивала коктейль и сигарету, пепел с которой свисал и загибался, словно коготь.
Эрик улыбнулся Бобу во всю ширь и проговорил негромко:
— Когда эта старая карга отчалит?
— Через пару минут, — сказал Боб. — А какое тебе до нее дело?
Эрик поглядел на Надю, сгорбившуюся на высоком стуле рядом с ним. Он перегнулся через стойку:
— Ты должен понять, насколько я серьезен, Боб.
— Я понимаю, насколько ты серьезен.
— Тебе кажется, что ты понимаешь, только ты не понимаешь. Если ты меня кинешь — пусть даже по мелочи, — я не пожалею времени, я доберусь до этой старухи и вытрясу из нее все дерьмо. Кстати, нет ли у тебя какого-нибудь плана, типа «чтоб Эрик никогда отсюда не вышел»? Если есть, то забудь о нем, Боб, потому что мой партнер, который помог мне пришить Риччи Велана, займется тогда вами обоими.
Эрик распрямился, Милли выложила на чай ровно столько, сколько оставляла со времен запуска первого спутника, — четвертак — и соскользнула со своего стула. Она просипела Бобу, причем связки выдавали лишь десять процентов звука, а остальные девяносто были добычей «Вирджинии Слим», ультралайт:
— Я пошла.
— Береги себя, Милли.
Та отмахнулась от Боба, повторяя:
— Да-да-да, — и толкнула дверь.
Боб запер за ней и вернулся за барную стойку. Вытирая ее, он дошел до локтей Эрика и сказал: