Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман
Шрифт:
Когда речь сменилась звоном бокалов, Оливье, наклонился к Артуру, и шепотом спросил.
– Он готовится дома, пишет себе слова?
– Никогда. Я видел, как он собирается перед выступлением, уверен, он испрашивает себе вдохновения – и оно приходит.
– Он сейчас был похож на музыкальный инструмент, на котором играют какие-то неведомые силы.
– В детстве, когда он рассказывал всякие истории, его голос представлялся мне костром – вот он разгорается, вот пламя слабеет, а потом словно кто раздувает его, и оно поднимается высоко и становится таким сильным…
– Сегодня в ударе, хотя в последнее время он, по-моему, в кризисе. Все в порядке?
– Есть то, что выбивает из колеи… Но в общем и целом – да.
____________
На
– Молодой человек, не найдется ли у вас огоньку? – услышал Артур улыбающийся голос. Он обернулся и готов был уже громко поприветствовать его обладательницу, но в последний момент сообразил, что может поставить ее в неловкое положение.
– Бабуля! – почти шепотом сказал он, – и ты здесь! Я очень рад! Почему я тебя не видел?
– Наверное, потому что ты смотришь не на меня!
– Слушай, давай исчезнем ненадолго!
– Конечно, пойдем, поболтаем в тихом уголке.
Они вышли на просторную террасу, которая сейчас пустовала, и Артур неуклюже обнял пожилую женщину.
– Покурим?
– Давай, мальчик! – она с удовольствием затянулась. – Роланд молодец! Я им просто восхищаюсь – и так все тонко, с таким знанием и любовью…
– Да… – вздохнул Артур.
– Если мне дозволено сказать… твоя пташка просто очаровательна! И знаешь, почему? Она хорошо спит по ночам, ее ничто не тревожит, наверное, несчастная любовь и бессонница не оставляют теней под ее глазами, она не увлечена ни работой, ни серьезными делами, она просто скользит по поверхности, купаясь во всеобщем любовании ею, когда еще как ни в беззаботной молодости так жить! Она не имеет намерения мучить тебя, просто не хочет крутить роман с господином Букой, это не слишком удобно, а она привыкла к комфорту…
– Так… ну ладно ты, а остальные что – все видят, что я… Даже ей я еще ничего не сказал…
– О, это самое славное время для женщины, поверь! Она, наверное, уже обо всем догадалась, а ты еще ничего не сказал!
– Скажу скоро, наверное, даже сегодня…
– Не сегодня, нет…
– Опять нет?
– Сейчас она в пылу общения со всякими известными людьми, лучше потом. Пригласи ее куда-нибудь. Вы будете вдвоем, и она будет настроена по-другому.
– Хорошо вам живется, знатоки человеческих душ! Ну что с вами делать?
Они помолчали, наблюдая за мелькающими в окнах фигурами.
– Ты сюда на такси ехала? Обратно я тебя подвезу…
– В долгу не останусь, мой дорогой!
____________
Под конец вечера на сцену «культурной жизни» вымело и младшего Цоллерна. Неожиданно он оказался в центре внимания, случайно попав в разговор о царице живописи и возразив одному коллекционеру, что понимать ее не всегда так уж сложно.
– Архитектура, возможно, даже труднее для понимания, она менее изобразительна и более абстрактна, но если живопись в основном создает иллюзию, то архитектура владеет пространством – его ритмом, светом, структурой. И постигается она не только глазами, но всеми органами чувств, телом и душой. Живопись может быть размышлением, игрой, выплеском избытка эмоций и мыслей, архитектура – обретение необходимой гармонии, познание единства противоборствующих сил – силы тяжести и противостоящего усилия поддерживающих эту тяжесть опор. Соотношение этих сил в здании говорит о победе гармонии над хаосом, о человеческом предназначении. Архитектура – всегда о главном, это часто упускают из виду. К тому же архитектурные сооружения – результат напряженной работы многих людей, их объединенных усилий, и точнее других произведений
Новый герой был с удивлением и удовольствием принят публикой, и хоть его простодушная проповедь не слишком заинтересовала искушенных знатоков искусства, необычность персонажа привлекла к нему внимание многих. Эммануэль заметила, что к Артуру то и дело обращались женщины и, задавая ему какие-то вопросы, изображали чрезвычайную заинтересованность в предмете разговора. Случайные прикосновения, преувеличенно звонкий смех, вот одна «случайно» оступилась, и Артуру пришлось подхватить ее под руку. Подошел Роланд и под каким-то предлогом увел брата к стоявшему в углу роялю. Девушка следила за их неслышной беседой, за тем, как младший молча отказывается, а старший ласково дожимает. Вот Артур сдался, кивнул. Ей было интересно, на что он согласился, когда же он поднял крышку рояля, она в изумлении замерла.
– Дорогие гости, – начал Роланд, – произведение, которое сейчас сыграет Артур, вы больше никогда нигде не услышите, потому что мой младший брат играет только импровизации. Я прошу тишины, раз уж я уговорил его на эту авантюру, и уверяю вас, вы не пожалеете о том, что были сегодня его слушателями.
– Заметьте, я таких гарантий не даю, – смутившись, сказал Артур, но сел за инструмент.
Действительно, Цоллерн-младший за роялем выглядел странно. От всей его фигуры исходило ощущение огромной силы, опасной для чувствительного музыкального организма, да и сам Артур, казалось, боялся, что первым же аккордом обрушит клавиатуру. Некоторое время он просто держал руки над клавишами, словно должен был почувствовать что-то именно над той октавой, с которой собирался начать. Когда в тишину упали первые ноты, он переплавил всю свою силу в напряженное внимание к звукам, что должны были пролиться из-под его пальцев в мир. Возникла музыка, она потекла, очень медленная, вначале только мелодия, в ней был простор морской дали или уходящего в горизонт поля. Затем волнами начали набегать басовые аккорды, нагоняя тревогу, оттеняя яркую и очень простую нить звуков, походившую теперь на народную песню. Музыка то ширилась, то успокаивалась до тихой речи, и было в ней все – печаль неразделенной любви, мрак неразгаданных тайн, надежда на будущее, сила и смирение, обреченность и радость.
– Как вам концерт? – Роланд взял Эммануэль под локоть, и они прошли ближе к роялю.
– У меня нет слов!
– Они нужны далеко не всегда… – все также еле слышно ответил он.
Артур не смотрел ни на кого, он несколько раз за время игры вообще закрывал глаза, словно рисуя мелодию где-то внутри себя, прослеживая ее узор, сплетающийся из различных тем, звучащих то разновременно, то вместе. Невозможно было понять, сочиняет ли он вначале, и сразу воплощает придуманное или только подчиняется некому зову музыки, сам с удивлением вслушиваясь в то, что играет. Но когда девушка подошла, он почувствовал это, и мелодия заговорила именно с ней, рисуя цветущие поля и огромную луну над лагуной, мощные плечи гор и уснувшие в расселинах облака, ветер в парусах и седые камни на берегу, солнечные блики и густую тьму, прорезанную пламенем костра. И вот музыка устала, дыхание ее замедлилось, и мягкими шагами она ушла в пещеру тишины, последний отзвук угас, Артур уронил руки на колени, откинул голову назад, делая протяжный глубокий вдох.
Недолгое время стояло безмолвие, но эмоции, которые всколыхнула игра, жаждали выплеска. Импровизатора благодарили, и он благодарил в ответ, вокруг него закрутился водоворот голосов и движений, в котором он всегда чувствовал себя очень скованно. Он взглянул на Эммануэль, стоявшую по ту сторону рояля, и быстро отвел взгляд, борясь с ощущением, что все вокруг услышали то, что он хотел сказать только ей. Но уже кто-то отвлек его, снова вокруг него появились женщины. Эммануэль рассеянно повернулась и чуть не налетела на пожилую даму.