Обсидиан и чёрный диорит. Книга третья. Пятьдесят девять и один.
Шрифт:
– Полагаю, пришли навестить вашего прекрасного мальчика? Уже можно, можно. Но пропущу одного повелителя, остальным, к сожалению, нельзя. Я объяснял ведь молодому человеку, лишившемуся, как вижу, своего прекрасного шрама, что в этом блоке соблюдается асептический режим.
Разумеется, доктор JR не на тех напал – прежде всего, в лице Джоконды.
– А повелитель, видимо, у вас автоматически считается стерильным? – тут же завелась она. – Если режим строгий – так я думаю, никого вообще пускать нельзя.
– Нет, но… он повелитель, я не могу его не пустить.
– Костя,
Повелитель прекрасно понимал, что правила больницы не позволяют пускать смертных в отделение, предназначенное для избранных. Допустим, Кащеик ничего о таких нюансах не знает, но там могут встретиться другие пациенты. Скандал, конечно, можно погасить, но лучше бы вообще избегать лишних осложнений.
– Скажите, а в блоке сейчас есть другие больные, которым мы могли бы повредить? – осторожно поинтересовался Костя.
– Есть, хоть и немного. У двоих небольшое душевное расстройство после возвращения из экспедиции – такое иногда встречается с не очень опытными посланниками. А третий неожиданно обнаружил у себя плоскостопие, что кажется ему большой неприятностью. Поскольку ему всего лет тридцать, он не желает избавиться от проблемы э… альтернативным способом, и мы будем улучшать качество его ног.
– «Неожиданно обнаружил плоскостопие» – это супер! – снова влезла Алина. – Наверное, он до тридцати лет не догадался поглядеть на свои ступни? Как вы лечите пациентов, не зная их точный возраст? Вот мне, как вы полагаете, сколько сейчас?
Возможно, Джоконда просто решила «заговорить зубы» эскулапу. Она умудрилась слегка пройти в требуемом направлении и подёргать широченную дверь, чтобы убедиться в её блокировке электронным замком.
– О, вы и ваша подруга, безусловно, прелестные юные девушки. Я бы дал вам лет шестнадцать-семнадцать, хотя может быть и пятнадцать. В любом случае вас уже вполне можно выдавать замуж.
– С брачными вопросами мы сами как-нибудь разберёмся, – отпарировала слегка покрасневшая Алина, в то время как остальные испытали некоторую неловкость от такого заявления. Костя подумал, что доктор просто делал своего рода комплимент или констатировал факт в духе прошедших веков. Джоконда между тем не унималась:
– Судя по всему, остальные пациенты в блоке пока не нуждаются в таком строгом режиме, как в хирургии. А наш мальчик – разве ему делали операции?
– Конечно, в его случае они совершенно необходимы. Сделали, и в лучшем виде. Двадцать две, а может, и двадцать четыре, смотря как считать.
Буднично произнесённые цифры всех потрясли. Никому из друзей пока не приходилось сталкиваться с достижениями кудесников скальпеля. Но детдомовцы дружно полагали, что даже одна операция – процедура тяжёлая, кровавая и связанная с большой опасностью. Алина остановилась в нерешительности. Может, не стоит идти к мальчику, чтобы, не дай бог, чем-нибудь не навредить?
– Разве можно делать сразу столько? – дрожащим голосом произнесла она. – Ужас какой-то, в голове не укладывается! Вы какой университет заканчивали, доктор?
– Да я много чего заканчивал, –
Костя подумал, что JR судорожно пытается вспомнить, какие из приютивших его в своё время учебных заведений продолжают существовать в настоящее время.
– Помню, вы говорили, что обучались в Оксфорде и Сорбонне, мастер, – небрежным тоном подсказал он. – Безусловно, тамошние преподаватели знают своё дело. Наука тоже не стоит на месте.
– Зато мы всё стоим и стоим. – Теперь уже Татьяне поднадоело вести бесполезные разговоры. – Короче, пропустите вы нас всё-таки или нет?
– Я же объясняю вам, миледи, что готов пустить повелителя…
– А я вам не миледи, – обиделась Таня. – Не собираюсь красть подвески и травить несчастную Констанцию Бонасье.
– Бонасье, Бонасье…– задумчиво подхватил доктор JR. – Нет, такой пациентки точно не припомню – ни сейчас, ни раньше.
– Вы что, не знаете роман «Три мушкетёра»? – удивилась Алина.
– Нет, я не читаю современную прозу.
– Современную? – Джоконда удивлялась всё больше, что грозило не на шутку накалить обстановку. – Дюма – давно классика! Я думала, на Земле нет человека, который бы не знал этого писателя и хотя бы самое знаменитое его произведение. – Она повернулась к Косте и яростно зашептала: – Может, тут другие доктора есть, более адекватные? А то у меня этот масон не вызывает доверия.
– Уверяю вас, барышня, я не масон, – продемонстрировал тонкий слух JR. – Конечно, мне целых четыре раза предлагали вступить в орден, но я как-то не чувствовал себя готовым к такой деятельности.
Видя, что переговоры грозят зайти в совсем непроходимый тупик, Костя предложил выход:
– Приказываю пропустить всех, а для соблюдения режима оденьте нас… как хирургов.
Больничный страж поворчал немного, но ослушаться приказа не посмел, и нажал нужные кнопки. Появились бессловесные санитары и мигом упаковали всех в длиннющие и туго завязывающиеся халаты, высокие бахилы на резинках, плотные шапочки и респираторы, напоминающие по форме птичьи клювы. Перед заходом в палату велели вскрыть и надеть стерильные перчатки. Сразу стало жарко и неуютно, но процедуру перенесли стоически. Только тогда заветная дверь открылась, и вскоре друзья зашли в просторную и чистенькую комнату с гигантской кроватью, на которой сидел Кащеик, почти весь замотанный зелёными бинтами. Мальчик радостно улыбнулся, признав в уткоподобных фигурах посетителей своих любимых опекунов, и воскликнул:
– Дядя Костя, я тебя и с клювом узнаю – ты самый большой! У тебя микробы под носом – я их даже под маской вижу! Ха-ха-ха! Обманул, обманул!
Сверчок невольно схватился стерильной перчаткой за респиратор и тут же одумался, засмеявшись вслед за Павликом.
Всем хотелось обнять мальчика, но сразу не решились из-за одеяний и больничной обстановки. Хотя в палате было уютно. Имелись даже игрушки. Куклы вряд ли интересовали Кащеика, зато в конструкторы разнокалиберных домиков он, похоже, играл, потому что на одном из двух столов громоздились недостроенные остовы архитектурных сооружений.