Обсидиан и чёрный диорит. Книга третья. Пятьдесят девять и один.
Шрифт:
Друзья сначала наблюдали с тревогой, а затем начали аплодировать – даже Костя, напряжённо ждавший момента, когда понадобится страховка. С площадки, занятой воинами, тоже послышались громкие хлопки – мураиры просто копировали реакцию гостей. Понимали ли они её как одобрение или часть ритуала – неважно.
Самая напряжённая часть представления закончилась, но эффектный полёт пяти теннисных мячей Таня демонстрировала ещё минуты три – то просто подкидывая перед собой, то выбрасывая из-за спины. Теперь аплодисменты не смолкали. Костя не предполагал, что члены племени могут выражать восторг – но возгласы с их стороны тоже неслись.
Теперь –
– Кажется, мы переборщили с эффектом, – негромко произнёс Володя, потому что на другом конце начало происходить невообразимое. Грозные мураиры развлекались, решив немедленно проверить, смогут ли повторить увиденные трюки. Одни пытались высоко подкидывать мячики и, конечно, роняли их. Сразу несколько человек полезли на канат и попадали в воду, подняв тучу брызг. Отчётливо слышались звуки, похожие на хрюкающие смешки – племени понравились новые забавы!
– Нельзя оставлять твоих гвардейцев вот так, постоянно в мрачном подземелье, – вздохнула Алина. – Неужели трудно вывести их отсюда и дать новую жизнь? Какими бы они ни были, они всё же люди!
– Я думал об этом, – ответил Костя, – кое-какие планы есть. Только ещё не время, придётся воинам потерпеть…
* * *
Сказочная арабская ночь, последняя в скрытом от всего света городе, радовала лёгкой прохладой, искрящимся небом и удивительной смесью ароматных запахов, распространяющихся со стороны садов. Яркость звёзд не могла скрыть голубоватая дымка барьера. Сегодня свет казался особенно чистым и прозрачным.
Повелитель и советник по безопасности стояли рядом. Костя с удовольствием вдыхал целительный воздух, в котором вряд ли можно было обнаружить пылинки. Завтра придётся дышать знойным песком, а потом и разреженным смогом, ощущать тухловатые миазмы нефти и резкую вонь бензина. Но сейчас ещё можно насладиться лучшими дарами от первозданной природы.
Сделано много. Созданы и работают новые установки, исходящие из Далиля. Способ нашли. Советник по финансам с зелёным порошком и зелёным же мерцанием в глазах. Такие сибы встречаются редко. Он никому никогда не рассказывал свою историю. Да и неважно. Зато у него мастерские умения по дистанционным воздействиям на любые расстояния, и барьер для них не помеха. Косте Милвус теорию продвинутых приёмов рассказывал, но с практикой, естественно, дело было швах.
Пришлось обязать финансиста быть передатчиком некоторых срочных идей и методов человеколюбия в большой мир. «Зелёный» тут же показал себя истинным скрягой, начал усердно ныть о компенсации затрат. Может, справедливо, конечно, но уж больно скупердяй причитал, живо напоминая карикатурно изображаемых сыновей Авраама. Только что бедным евреем себя не именовал. Костя выделил ему порошка из собственных запасов и велел вести строгую отчётность по его расходам. Зато любитель скрупулёзно считать свои
Завтра, в час пополудни, они выйдут за барьер, пройдут положенные метры и сядут на квадроциклы, чтобы поспешить на встречу с прибывающей в город группой. Там будет автобус, на нём начнётся путь домой.
– Я всё же хотел бы пойти с тобой. Тебе совершенно незачем подставлять своих друзей, а я готов прикрыть тебе спину.
– Подставлять никого не собираюсь – доберёмся до безопасного для них места, а там расстанемся. Ты нужен здесь для спокойствия города.
– Город всё равно обречён.
Селенден произнёс короткую фразу так убеждённо, что у Сверчка даже заныло сердце.
– Что с ним может случиться? У него же… асептический режим.
Советник явно не понял, посмотрел вопросительно.
– Так говорит наш лучший доктор о больничном блоке, куда не должна проникнуть инфекция. Я имею в виду, что город – за барьером, в изоляции, в песочнице, как иногда говорят. В нём две тысячи лет ничего особенно не меняется, ничего не происходит. Я тоже не стал ничего радикально менять. Просто поддерживайте до поры порядок, вот и всё.
– Ты неправ. Порядок всегда держался на страхе. Теперь страха нет. Тебя никто не боится. А в твоё отсутствие – тем более. Когда ослабла хватка некогда сильной руки и набирает силу так называемая демократия – всё накроет хаос. Через полгода, от силы – через год. Так недавно произошло с твоей страной – сильной, богатой, но неумело управляемой. Сам я не видел, как так случилось, но разговаривал с другими посланниками.
– А я политикой не интересовался, да и мал был, но распад Союза вряд ли связан с демократией. К тому же в мире куча стран, что давно кичатся своей демократией, но они никуда не разваливаются.
Селенден зачем-то сорвал какую-то травинку, плохо различимую в темноте, понюхал её, пощекотал щёки и только затем ответил:
– Я тоже не политик, моё кредо – острые акции. И всё же своё мнение имею. По мне, есть два вида демократии. В одной человеку чуть не с рождения внушают, что он должен много трудиться, чтобы добиться счастья и успеха. Дерзай, мол, ведь все пути для тебя открыты, выбери свой и смело шагай, не ленись! А вот в другой люди зачем-то ждут, когда кто-то придёт и даст им вкусный пряник. Они инертны, работают по принуждению и спустя рукава. Они не приучены связывать такие понятия, как трудовой вклад и успех. Когда эти люди вдруг осознают, что имеют слишком мало, недостаточно, что никто не торопится их осчастливить – вот тогда они озлобляются, начинают дёргаться, пытаются воровать, грабить или объединяться в диком протесте. Начинаются смуты, революции, разруха, ещё более дерьмовая жизнь. Узнаёшь знакомую картинку?
– По-твоему, большинство людей в моей стране – тунеядцы, воры и горлопаны?
Советник отбросил травинку. Возможно, обычная грубоватая прямолинейность уступила сейчас нежеланию обидеть собеседника.
– Я бы так не сказал. Но они лишены трудовой инициативы, заряда на успех. Вот ты рассказывал, что вырос в сиротском доме, как и твои спутники. Вас там учили, что надо трудиться с малых лет? Для того чтобы жить достойно, а не потому, что так положено?
– Нам говорили, что надо окончить школу, потом желательно получить высшее образование, а уж потом трудиться… во благо Родины. А значит, во благо каждого из нас.