Обсидиановая бабочка
Шрифт:
Дело было не в их численности. Проблему создавала моя способность их чувствовать. Мне случалось быть в окружении сотни вампиров, но те не действовали на меня так, как эти. Не знаю, то ли моя отгороженность от Жан-Клода делала меня для них уязвимее, то ли у меня с тех пор усилились некромантические способности. Или просто Итцпапалотль была куда сильнее, чем тот Мастер, и ее сила превращала их во что-то намного большее, чем обычные вампы. В комнате их было около сотни, и я получала впечатление от каждого в отдельности и от всех одновременно или почти от всех. У меня сейчас щиты были отличные, и я могла отгородиться от противоестественных явлений, но не в таких масштабах. Если бы меня спросили, я бы сказала, что в этой комнате нет вампира
Голос Обсидиановой Бабочки прозвучал из середины комнаты, но ее не было видно за вампирами.
– Я не проявила к вам насилия, и все же вы вытащили оружие. Вы ищете моей помощи, но грозите мне.
– Здесь ничего личного, Итц… – Я запнулась на ее имени.
– Можете называть меня Обсидиановая Бабочка.
Странно было говорить с ней, не видя ее за фигурами вампиров.
– Здесь ничего личного, Обсидиановая Бабочка. Просто я знаю, что если убрать оружие, то потом у меня будет чертовски мало шансов снова вытащить его раньше, чем кто-нибудь из твоих питомцев перервет мне горло.
– Ты не доверяешь нам, – сказала она.
– А ты нам, – ответила я.
Тогда она рассмеялась. Это был обычный смех молодой женщины, но к нему, словно напряженное эхо, присоединился смех других вампиров, и их голоса были чем хотите, но только не нормальными. В этом смехе была дикая нотка, отчаяние, будто они боялись не смеяться. Интересно, а какое наказание их ожидало за это?
Смех затих, если не считать высокого мужского голоса. Остальные вампиры затихли, и в наступившей тишине они казались отлично выполненными статуями – каменными и крашеными, – вовсе не живыми. Они замерли, как груда предметов, и будто чего-то ждали. И только звучал этот высокий, нездоровый смех, забирая все выше и выше, как в фильмах, где показывают сумасшедший дом или лабораторию чокнутого ученого. От этого голоса у меня волоски поднялись на руках, и магия тут была ни при чем. Просто становилось жутко.
– Если вы уберете оружие, я отошлю почти всех своих прочь. Так ведь честно?
Может, и честно, только мне это не нравилось. Меня больше устраивало держать пистолет наготове. Конечно, толк от него был бы лишь в том случае, если, убив нескольких из них, я остановила бы тем самым остальных, но этого не случится. Если она пошлет их в ад, они примутся рыть дыру. Если она им скажет броситься на нас, они так и сделают. Пистолеты – лишь страховочный прием, тактика затяжки времени. Всего несколько секунд мне понадобилось, чтобы все это продумать, но ужасный смех никак не прекращался, будто голосила одна из тех жутких кукол, в которые вставлен закольцованный ролик со смехом.
Я почувствовала, как плечо Эдуарда прижалось к моему. Он ждал моих действий, надеясь на мой опыт и знания. Ладно, может, нас и не убьют по моей вине. Вложив пистолет в кобуру, я потерла руку о бедро. Слишком долго я крепко держала в руке оружие. Нервничаю, оказывается?
Эдуард убрал пистолет. Бернардо остался на лестнице, и я поняла, что он следит, чтобы никто не появился сверху и не отрезал нам отход. Приятно было, конечно, работать не только вдвоем, но еще и знать, что и все остальные твои сторонники готовы стрелять в любой движущийся объект. Никаких моральных переживаний, никаких рефлексий – дело прежде всего.
Конечно, Олаф уже был рядом с Даллас. Пистолет он и не думал вынимать. Он пер в самую гущу вампиров, следуя за подпрыгивающим хвостом волос к гибели. Ладно, пусть к возможной гибели.
Вампиры сделали вдох, синхронно, как будто сотня тел с единым разумом. Жизнь – за отсутствием лучшего слова – вернулась к ним. Некоторые были совсем похожи на людей, но многие выглядели бледными,
Вампиры поплыли к двери, по крайней мере некоторые из них. Другие еле плелись, не в силах поднять ноги, будто на самом деле были больны. Насколько мне известно, вампиры подхватить болезнь не могут. Но у этих вид был нездоровый.
Один споткнулся и рухнул возле меня, тяжело плюхнувшись на четвереньки. И так и остался лежать, низко склонив голову. Кожа у него была грязно-белая, как снег, слишком долго пролежавший возле оживленного шоссе. Другие вампиры его просто обходили, как пень на дороге. Костлявые, как у скелета, руки едва обтягивались кожей. Светлые, почти белые волосы свисали, обрамляя лицо. Оно напоминало череп. Глаза ушли так глубоко в орбиты, что казались огоньками в конце длинных черных туннелей. Этому я не боялась смотреть в глаза. Ему явно не под силу было подчинить меня глазами. Скулы у вампира выпирали так, что казалось, вот-вот пробьют кожу.
Между едва заметными губами высунулся бледный язык. Бледно-бледно-зеленые глаза смахивали на больные изумруды. Тонкие крылья носа раздулись, будто он принюхивался к воздуху. Наверное, так оно и было. Вампиры не полагаются на обоняние, как оборотни, но оно у них куда лучше, чем у людей. Вампир стал втягивать в себя воздух, закрыв глаза, задрожал, будто собирался упасть в обморок. Никогда не видела такого у вампиров. Это застало меня врасплох – тут я и оплошала.
Я увидела, как он напрягся, и рука моя метнулась к браунингу, но времени не хватило – он уже был всего в футе от меня. Даже не успела я взяться за рукоять, как он налетел на меня так, что дыхание у меня сперло. Рука вампира схватила меня за лицо, отворачивая голову в сторону, обнажая шею, прежде чем я успела хотя бы вздохнуть. Вампира я уже не видела, но ощутила движение и поняла, что он выпустил клыки для удара. Руки он мне не блокировал, и я продолжала тянуться к пистолету, хотя знала, что не успею его вытащить и навести. Он сейчас всадит клыки мне в шею, и я не могу ему помешать – эта мысль только мелькнула в голове, и я даже испугаться толком не успела.
Что-то дернуло вампира назад. Рука его вцепилась мне в пиджак и не выпускала. Эта отчаянная хватка чуть не сбила меня с ног, но пистолет вытащить я успела, а удержаться на ногах – уже дело десятое.
Отощавшего вампира сгреб в охапку здоровенный ацтекского телосложения вампир, который упустил и оставил на свободе только его костлявую руку.
Эдуард уже держал вампиров под прицелом. Он первый вытащил пистолет, но ведь его не вдавил в стену вампир и не ухватил за лицо.
Большой вампир дернул тощего так сильно, что тот чуть не свалил меня, ухватившись за мой пиджак и за блузку. Мой браунинг уже смотрел ему в грудь, хотя я и не была уверена, что патроном «хорнади» можно безопасно стрелять на расстоянии вытянутой руки по цели, которую прижимает к груди кто-то другой. Понятия не имела, пробьет ли пуля вампира насквозь, не поразив при этом второго. Очень было бы некрасиво делать дыру тому, кто меня спас.
Остальные вампиры торопливо покидали комнату, проходя мимо нас вверх по лестнице, от греха подальше. Трусы они. Зато их становилось меньше, что окажется очень на руку. Я потом буду радоваться, что чертовых вампиров в комнате поубавилось, а пока мир сузился до того вампира, который за меня цеплялся. Надо придерживаться приоритетов.
Большой вампир стал отступать, пытаясь заставить тощего выпустить меня. Мы отходили в глубь комнаты. Эдуард шел за нами, обеими руками наведя пистолет на голову вампира. Я наконец сумела сунуть ствол вампиру в подбородок. Сейчас можно вышибить ему мозги, не задев второго.