Обсидиановый храм

Престон Дуглас

А сам тем временем рванул вперед, открыл распределительный электрощиток и, схватив связку проводов, выдернул их, оказавшись под посыпавшимся каскадом искр. Затем он открыл батарейный отсек, где находились четыре специальных аккумулятора, рассчитанные для моря: два основных и два резервных. Он извлек ящик для инструментов, достал оттуда пару ножниц по металлу с прорезиненными ручками и под аккомпанемент громких щелчков электричества перерезал по порядку все положительные кабели — один, два, три, четыре.

Судно погрузилось в темноту. Вот ему и УКВ-радиостанция.

Аварийный

радиобуй. Догадается ли этот ублюдок, что ему нужно всего лишь бросить его в воду, чтобы он активировался, и тем самым заполучить так необходимый ему сигнал «SOS»? Если бы он был матросом, то знал бы о подобной возможности. Филипов же очень рассчитывал на неосведомленность агента.

Он направился к аварийному шкафу, распахнул его и вытащил два костюма для погружения, спешно натянул один, а другой бросил Смиту. Но внезапно услышал вопль помощника, и то, как он дважды выстрелил в один из потолочных люков.

— Одевайся, я прикрою, — сказал капитан.

Смит схватил гидрокостюм и принялся втискиваться в него, а Филипов отступил к корпусу корабля. Люки были задраены, но воздушные шлюзы все еще оставались открытыми. Было темно, но Филипов заметил тень, быстро скользящую по потолочному люку, и тут же выстрелил, разбив его. В следующий миг капитана осенило, что существовал второй путь, ведущий в каюту — через люк форпика [120] и якорный ящик. Это был единственный люк, достаточно большой для человека. Если бы федерал знал об этой лазейке, то у них были бы проблемы. И еще на самом форпике находилась пара люков поменьше.

120

Форпик — отсек основного корпуса судна между форштевнем и первой («таранной») переборкой, крайний носовой отсек судна. Обычно служит для размещения грузов или водяного балласта.

Он поспешил к форпику и стал наблюдать за двумя темнеющими в потолке воздушными шлюзами. Оттуда федерал не мог рассмотреть их здесь, в темноте каюты, но снаружи было достаточно рассеянного лунного света, чтобы Филипов смог увидеть человека, если бы тот попытался через них заглянуть внутрь. Он замер в ожидании и тут же услышал тихие шаги агента, направлявшегося вдоль борта лодки к носу. Наконец, у них над головой, на крыше каюты послышался первый легкий шорох, затем следующий и еще один — федерал приближался. Капитан увидел, как на люк находит тень, и он тут же навел пистолет и выстрелил.

Люк разбился, взорвавшись брызгами осколков. Филипов продолжал выжидать, контролируя свое дыхание, сердце его колотилось так громко, что он едва мог слышать. Был ли агент мертв? Филипов нутром чувствовал, что нет. Этого следовало ожидать: учитывая то, как быстро федерал восстановился, после того, как находился буквально на пороге смерти, в нем явно было нечто демоническое. Вдобавок эти его пронизывающие серебристые глаза, и то, что он, как машина, за несколько секунд убил трех

человек, устрашало и вызывало дрожь.

Неожиданно в разбитом люке возникло лицо федерала все с той же презрительной ухмылкой, и до капитана донесся его саркастичный комментарий:

— Как я погляжу, самый несчастный человек на земле все еще жив.

С яростным ревом Филипов выпустил ряд пуль в иллюминатор, где мгновение назад был мужчина, но неожиданно раздавшиеся щелчки сообщили ему, что обойма уже пуста.

«Сукин сын» — подумал капитан, сообразив, что поддался на провокацию агента и только зря потратил патроны.

Рядом с ним возник Смит, наконец-то сумевший надеть оранжевый костюм.

— Что дальше? — спросил он. Сейчас он походил на беспомощного ребенка, ожидавшего указаний всезнающего родителя. Похоже, он, парализованный ужасом, не хотел даже думать о том, что Филипов мог утратить контроль над ситуацией.

Капитан попытался взять себя в руки.

— Возьми кувалду из ящика для инструментов. Нам надо разбить охлаждающий корпус двигателя.

На лице Смита проступил испуг, и он замешкался.

— Мы же утонем.

— Это чертовски верное замечание.

— Но...

— Костюмы нас спасут, а федерал тем временем замерзнет. Аварийный радиобуй активируется, как только судно пойдет ко дну и автоматически вызовет сюда службу спасение.

Наконец-то Смит понял весь план капитана. А тот тем временем распахнул дверь в моторный отсек и отдраил в полу широкий люк, обнажая впускной клапан двигателя.

— Подожди! А как же деньги?

Боже, он почти забыл. Филипов открыл отсек для хранения, где находились шесть небольших водонепроницаемых спортивных сумок, и в каждой из которых лежала чья-то доля. Он забрал их все: три закинул на плечо, а три остальные отдал Смиту.

— Если что, они всплывут.

— Но Береговая охрана, скорее всего…

«Черт!» — выругался про себя Филипов, но сдержавшись, смог дать Смиту разумное объяснение и успокоить его.

— А зачем, скажи на милость, они станут их открывать и досматривать? Мы же просто упомянем, что это наша одежда.

Смит кивнул, удовлетворенный логическим ответом капитана.

— Хорошо, теперь ударь по этому впускному клапану. Со всей силы.

Смит замахнулся кувалдой и ударил по изгибу охлаждающей трубы, ведущей к клапану, но она срикошетила.

— Еще раз!

Федерал напоминал чертову летучую мышь, продолжая заглядывать в потолочные люки, в поисках пути для проникновения внутрь. К счастью, он еще не заметил люк форпика и не догадался развернуть аварийный радиобуй. А все потому, что он не был моряком. Сейчас, пожалуй, только это и играло Филипову на руку.

Удар! Внезапно хлынула вода, но Смит снова замахнулся кувалдой.

Удар!

Наконец-то капитан услышал шипящий звук, и Смит отступил, уронив свое орудие.