Обуглившиеся мотыльки

Ana LaMurphy

— О боже, — устало произнесла Соммерс, зарываясь руками в волосы. Сальваторе замолчал.

Сегодняшний его день сложился не вполне удачно. Сложился отвратительно, и теперь возиться ему с это девчонкой еще очень долго. Меньше всего Доберману хотелось присматривать за пассией своего друга, пропадавшего неизвестно где и неизвестно с кем! Меньше всего ему хотелось успокаивать сучку, которая когда-то дарила ненависть и презрение.

Однако иногда просто не остается выбора. Ты должен что-то сделать, потому что это необходимо, черт возьми.

Дженна

выпрямилась, выдохнула.

— Снова. Теперь таблетки.

Сальваторе развернулся к женщине.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, ощущая, как шок начинает по-настоящему охватывать его сердце. Дженна достала сигареты, но закурить не решалась. Наверное, бросила давным-давно, а сегодня вот купила, чтобы унять взбунтовавшуюся тоску или боль.

— Елена… Непростая она. И любовь ее уничтожает ее изнутри.

— О чем вы говорите? — произнес Сальваторе спокойно, стараясь держать свои эмоции под контролем.

— О любви, — устало повторила Дженна, все так же смотря на сигареты. — О любви моей племянницы. Знаете, она ведь стойко перенесла многие обстоятельства. Но вот последнее не выдержала. Когда я вчера вечером вернулась домой — застала ее за тем, как она лезвие сжимала в руке. Сжимала так крепко, что кровь проступила. Потом повернулась ко мне, посмотрела на меня как затравленный зверек и сказала, что… Что боится, хоть очень хочет. Теперь вот таблетки…

— Ей сейчас нельзя домой, — Деймон решил, что причины пока он не выяснит, но попробует настоять на своем. — Родные стены лечат, но не в ее случае. Поверьте, я не сделаю вашей племяннице ничего плохого, и… Вы можете навещать ее каждый день… Только не везите ее сейчас домой. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

Джена повернула голову в сторону Добермана, усмехнулась. Усмехнулась так, как обычно усмехаются люди, которые твердо убеждены в своей правоте.

— Думаете, сможете помочь ей?

— Уверен.

— Елена потеряла семью. Отец ее предал. А мать ее умерла прошлой ночью. Елена могла вытерпеть первое, могла снести инвалидность Миранды, — но не ее смерть. Гибель матери разбила ее сердце. Понимаете?

Более чем. Но говорить об этом Деймон не собирался. Он получил то, чего так хотел.

Но легче не стало.

— Доверьтесь мне, Дженна, — произнес он, поднимаясь. — Просто доверьтесь и дайте немного времени. Я верну ее. Сам через такое проходил. Звоните на мобильный Елены, я буду звонить, мы будем поддерживать связь. Но домой ей нельзя.

Развернувшись, он медленным шагом направился к двери. Дженна резко поднялась и прокричала вслед:

— Зачем вам это?

Он остановился, словно обдумывая ответ. Словно в списке пытался выбраться наиболее значимый и весомый пункт, но не мог найти подходящий.

Деймон открыл кодовую дверь и, обернувшись, произнес:

— Я не сделаю вашей племяннице зла, поверьте. Но у каждого поступка есть свои мотивы, в этом можете не сомневаться.

Оскалившись, Сальваторе скрылся.

====== Глава 14. Вакуум ======

1.

Закрой глаза. Закрой глаза

и выкинь все плохое из своих мыслей. Ты — это просто чья-то выдумка. Иллюзия. Герой на страницах книг. Вымышленный персонаж. Закрой глаза и ни о чем не думай.

Это должно помочь.

Должно.

Бонни не помогало. Она мучилась от сильных болей и пыталась отвлечься от плохих воспоминаний. Но когда лежишь с закрытыми глазами целые сутки, а спать не хочется, не остается ничего другого, как оценивать свои поступки. Совесть это или здравый смысл — значения не имеет. Важно то, что внутри нас кто-то не прекращает шептать нам о наших пороках. Важно то, что кто-то внутри нас словами, как иглами, пронзает нашу душу. Нет ничего ужаснее тоски и тревоги… Эти две суки приходят под вечер. Когда в комнате темно. Когда ты наедине с самим собой. Когда ничто не способно тебя защитить.

Личные церберы.

Просто закрыть глаза и выкинуть все плохое из мыслей. Лишь чья-то выдумка. Иллюзия. Вымысел.

Но как это может быть вымыслом, если страхи — реальны? Если воспоминания такие живые, что их яркость не утратилась и по истечении нескольких дней? Если каждая клеточка тела/души безумно болит? Ты видишь это, чувствуешь и слышишь — так, как это может быть иллюзией?

Тайлер днем был всегда рядом. Что-то рассказывал, обещал, что познакомит Бонни со своей девушкой, заверял, что все наладится. Этими монологами Бонни и спасалась. Она абстрагировалась и, несмотря на то, что не видела окружающего мира, не теряла картины мира… Ее такого малого мира. Тайлер смеялся, и Беннет была уверена, что улыбка с лица этого парня не сходила. И поначалу девушка надеялась, что это долго продолжаться не будет — кошмары заканчиваются.

Однако ситуация ухудшалась.

Шрамы Бонни не заживали, и обезболивающие не помогали. Мередит упорно твердила одну и ту же мантру: девушка нуждается в госпитализации. Помимо этого, организм Бонни ослаб: температура поднялась до тридцати семи и восьми, головные боли стали ежечасными. Это было ужасно: терпеть головную боль и ощущать, как что-то тяжелое давит на тебя, подобно стальной пластине. Это было ужасно: осознавать, что никакие витамины и таблетки не помогут. Это было ужасно: мучиться дерьмовыми воспоминаниями и угрызениями совести.

Физическое состояние ухудшалось. Душевное — достигло апогея. И хоть внешне Бонни оставалась спокойной и невозмутимой, внутри девушки царил хаос.

Вечером Мередит Фелл напичкала Бонни таблетками и сказала, что если утром температура не спадет — она отправит девушку в больницу. Проводив ее, Тайлер вернулся и сел рядом с Беннет. Он молчал.

— Я умираю, да? — спросила Бонни хриплым голосом. Она большую часть своего времени лежала на спине, поднимаясь лишь за тем, чтобы отправится в туалет или выпить воды. За последние сутки Беннет поела всего два раза, и то, через силу. Теперь же девушка хотела открыть глаза и взглянуть на того человека, который подобрал ее, как бездомную кошку, и сейчас пытается выходить.