Объявляю убийце голодовку
Шрифт:
Мое молчаливое замешательство экс-супруг расценил как благоприятный признак и выпалил:
— Танюш, не могу я без тебя! Давай еще разок попробуем, а?
Недоумение сменилось полным ступором, и, боюсь, минут десять, не меньше, я соляным столбом украшала собственное жилище. А когда наконец ко мне вернулся голос, значительно опередивший отключившийся рассудок, все, что я могла из себя выдавить, было маловразумительное блеяние, перемежающееся испуганным квохтаньем.
Нет, нет! Только не это! Если Витюше втемяшилось, что без меня ему жизнь не в радость, можно смело вешаться. Или топиться. Ни минуты покоя
Пользуясь моим оцепенением, бывший муж решил, что я ошалела от радости, и заключил меня в объятия.
Обвешанная коробками с печеньем, емкостями с мороженым, пепси-колой и замороженными котлетами по-киевски, Алла с Витюшей немного разминулась и лицезрела набухающую шишку на его редеющей макушке уже около подъезда. Надеюсь, ей понравилось. Мой благоверный в свое время попортил ей много крови.
— Ты что, его била?! — накинулась сердобольная подруга, некогда настойчиво призывавшая «гнать урода пинками». — Разве так можно?! Что он тебе плохого сделал?!
Пришлось признаться, что не такая уж я и фурия. Все получилось абсолютно случайно. Я лишь инстинктивно оттолкнула бывшего супруга, а то, что его угораздило отколоть башкой угол навесного шкафчика, так уж это, знаете ли, судьба. Лично я на непредвиденные расходы на новую кухонную мебель не набивалась.
— А хотел-то он чего? — дала волю любопытству подружка.
— Да кто его знает, — отмахнулась я. — С головой непорядок, вот и притащился.
— Глупости, проблемы с мозгами ему обеспечила ты, и уже во время визита, — не отставала Алка. — И приходил он уж точно не за этим!
— Тебе заняться нечем? — рассердилась я. — Чем забивать голову разной ерундой, сходила бы лучше в поликлинику да узнала место работы Наташиной квартирной хозяйки. У меня на это ни сил, ни времени не хватает. А расследование зашло в тупик.
— Ладно тебе злиться. Думаешь, я не догадываюсь? Он пришел проситься обратно, так ведь? — проявила чудеса догадливости подружка. Я промолчала, но Аллочка не унялась. — Тань, а может, и правда пустишь его? Ведь сколько времени прошло, а он так и не женился. Значит, любит.
— Интересная у тебя логика, — усмехнулась я. — Я, между прочим, семейного положения тоже не меняла. Так я что, тоже по нему сохну?
— Запросто, — с умным видом кивнула новоиспеченная сваха. — Только ты себе не отдаешь отчета, у тебя это на уровне подсознания.
— Алка, ну чего ты ко мне пристала, — взмолилась я. — Хоть ты меня не добивай, дай пожить спокойно. Если Витюша тут околачиваться сутками начнет, я просто не выдержу.
— Ну и пожалуйста, — обиделась подружка. — Он, может, все осознал и перевоспитался, а ты уперлась, как упрямая ослица, и разумных доводов не слушаешь.
Ну и ладно. Пускай я ослица, пускай я хоть вообще одна останусь, но совместное хозяйство с этим подарком пусть ведет кто-нибудь другой. Я не самоубийца!
Спасибо подружке, во сне я писала любовный роман по тому самому сюжету, причем взаперти у меня сидела Алка. Заточил ее с тараканами, — согласитесь, куда более убедительная и близкая россиянину деталь, — бесстыжий кардиолог, а маялся
Глава 8
Уже три дня я вкалывала, как лошадь, и восковой свечой сгорала на двух рабочих местах.
Полы я драила с пяти до девяти вечера, и, боюсь, излишняя физическая нагрузка, помноженная на чрезмерные умственные усилия, вкупе с вынужденным голоданием мне не пошла на пользу. Теперь я и без красного сарафана походила на ожившие мощи. Правда, в отличие от музейных экспонатов, желающие могли любоваться ими бесплатно.
Удовольствие, конечно, получали не все. То, что радовало глаз родного педколлектива, вызвало противоположную реакцию у детей.
Пятиклашки начали мне носить из дому бутерброды, а в девятом притащили термос с макаронами по-флотски. Старшеклассники деликатно намекнули, что не против меня удочерить.
К удочерению я отнеслась с восторгом, а от еды отказалась наотрез. Не только ее вид, но и запах действовал на меня как на начальной стадии беременности.
Зато теперь в рамках заключенного соглашения, как любимый ребенок, требуемое я получала по первому слову. Что бы это ни было.
Объем домашних заданий удвоился, а количество контрольных работ, которые я и раньше проводила довольно часто, заставлял поежиться даже меня. Жалко только, что такой темп мы взяли в самом конце учебного года. Потеряй я аппетит в начале, дети уже знали бы английский в совершенстве.
На добровольной каторге в больнице брать меня под крылышко никому и в голову не пришло. Я драила огромный коридор, два туалета, и, что самое обидное, не узнала ничего нового.
Отсутствие информации озадачивало. Все уже должны были быть в курсе Наташиной смерти.
Тем не менее никто ничего не знал, и ни милиция, ни обезумевшие от горя родственники не осаждали администрацию и коллег усопшей.
Что бы это могло означать? Да что угодно! Прежде всего, это могла быть не Наташа. И тогда совершенно закономерно, что никто и не подумал уведомлять коллектив о смерти девушки, в данном медицинском учреждении не работающей.
Возможно, конечно, и другое. Я, допустим, обозналась. И девушка, коротавшая время в стенном шкафу, не важно, являлась ли она Натальей или кем другим, была живехонька. Если бы своими глазами я не видела синюшного лица, вывалившегося огромного черного языка и других не менее впечатляющих деталей, до сих пор не позволяющих мне влиться в ряды нормальных людей, питающихся с удовольствием и каждый день, я бы вполне могла поверить. Может, человек чего-то потерял и, пока лазил по потаенным местечкам, почувствовал себя плохо? Или решил кому-то сделать сюрприз и не рассчитал времени и сил? Узнай я эту историю от Аллочки, такое объяснение приняла бы запросто. Но поскольку все видела сама, в то, что несчастная была жива, я не поверю даже под гипнозом. И следовательно, этот вариант я отметаю начисто! Она была мертва, и точка!