Объявляю убийце голодовку
Шрифт:
— А почему ты себя так глупо вел? И в ресторане, и на даче? Признаюсь, пару раз я с трудом удержалась, чтобы тебя не искалечить. И твою, кстати, матушку. Уж извини.
— Мама уже несколько лет живет в Париже. С семьей сестры. Ада Яковлевна — наша бывшая сотрудница, любезно согласившаяся помочь.
— Так вы что, специально играли нам на нервах?
Игорь покаянно кивнул:
— Ну да. А вы, вместо того чтобы фыркать и возмущаться, продолжали терпеть наше общество. Получалось, у вас были причины.
Назревал разговор об Алке.
— Ты уже знаешь, что она
Майор нехотя кивнул:
— Она сошлась с человеком, который заправлял криминальным больничным бизнесом. Был вторым или третьим человеком в преступной иерархии.
— А откуда они…
— Они познакомились в гастрономе, якобы случайно. Мужик лично подключился к делу, когда ему доложили о твоих подвигах. Тем более, что проблем с охмурением женского пола у него не было.
Я вспомнила Людочку из баклаборатории, одну из жертв его мужского обаяния, и поежилась. На меня он, между прочим, тоже отталкивающего впечатления не произвел.
— Разумеется, ей он не сразу представился, вернее, посвятил в свои планы не в первый же день. Но так или иначе, на последнем этапе свои решения Алла Анатольевна принимала сознательно. Посылая тебя на смерть, она рассчитывала не только на благодарность милого друга, но и на приличное материальное вознаграждение.
Это я тоже уже знала. Больше о бывшей подруге думать не хотелось. Я не первая и не последняя, кому жизнь преподнесла такой удар. Все равно надо брать себя в руки и жить дальше.
— Она жива? — Это последнее, что меня интересовало в связи с бывшей подругой.
— Да, ее тоже спасли. «Любимый» собирался инсценировать вашу гибель в автокатастрофе. Планировал замкнуть цепь на вас двоих и отвести ненужное внимание от больницы.
Вопросов у меня оставалось множество. Пока нас опять не прервали, был смысл поторопиться.
— Что вообще происходило в больнице? — поставила я вопрос ребром.
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил «Штирлиц». — Ты ведь уже пришла к определенным выводам?
Еще бы! Сколько голову ломать!
— Я полагаю, — осторожно начала я, — любящие родственники или просто знакомые, подчиненные, да кто угодно, делали заказ на человека и через определенное время могли смело рассчитывать на наследство — или продвижение по службе вместо ненавистного начальника. Или просто избавление от непонравившегося человека. Заказы могли быть продиктованы буквально чем угодно. — Игорь молчал, и я, приняв его молчание за одобрение моих логических выкладок, продолжила: — Разумеется, напрямую заказчики с персоналом дела не имели. Они, скорее всего, и не знали, кто конкретно станет убивать жертву. Переговоры и оплата шли через Ирену-косметичку. Так?
— Предположим. — Игорь не подтвердил, но и не опроверг мои умозаключения. — Но как можно заставить человека лечь в больницу? Тем более такую… гм… малопривлекательную и бесперспективную в плане оказания реальной медицинской помощи? — Я задумалась, а он продолжал подкидывать вопросы: — И если на дискете были списки жертв, да просто списки умерших людей, то как ты представляешь
Получалось и впрямь довольно странно. Это же не Дахау, в конце концов, и не сталинский ГУЛАГ. Не могло у задрипанной районной больницы быть такой пропускной способности.
— И косметичка совсем не такое чудовище, как тебе кажется, хотя есть на ней грех.
Игорь замолчал, собираясь с мыслями, и я на него насела, чувствуя, что теперь уже вообще мало в чем уверена, кроме как в собственной умственной неполноценности, о которой, кстати, уже догадывалась и раньше.
Нас опять прервали. На сей раз невысокий плотный дядька в больничном халате и шапочке. Выражение его лица мне понравилось даже меньше, чем недовольная мордочка медсестры. И с чего бы это врачи придают такое значение больничному режиму?
Торговаться с нами и призывать к порядку мужик и не подумал. Ледяным голосом бросил мне «добрый день», а притихшему Игорю велел немедленно возвращаться к себе в палату.
— Вечером, так и быть, зайдете на полчасика. Но не больше. Я дам указание за этим проследить.
Я осталась одна и, облегчив душу нелестными высказываниями в адрес врачей-перестраховщиков, задумалась. Как же так? Я все себе представляла неверно. Но ведь объяснение существует, и оно где-то на поверхности. Неужели даже теперь, зная свои ошибки, я не докопаюсь до истины? Мысль показалась оскорбительной, и я принялась усиленно соображать.
Что известно наверняка? То, что преступная деятельность, имеющая место в больнице, — не плод моего разыгравшегося воображения. Она реально существует, и в ней замешано, судя по всему, довольно много людей. Причем не только медиков. У организации есть и свои, скажем так, боевики. Мальчики, насколько я могу судить по личному опыту, не уголовники. Так с кем же я столкнулась? И что они все-таки творят? Хотя сейчас было бы, наверное, более корректно говорить об их деятельности в прошедшем времени.
Я постаралась откинуть эмоции и еще раз все проанализировать. Ну что могли там делать? Если никого не убивали и не разбирали на органы?! Лечили, что ли?!
Я дернулась. Лечили! А почему бы и нет? Основную массу, предположим, не баловали, аскорбинкой отделывались, а вот особо избранных, так сказать, спецконтингент…
Я уже столько раз садилась в лужу, что и теперь сомнения оставались. Но другого объяснения все равно не видела. Здесь оказывали медицинскую помощь или какие-то дополнительные услуги отдельно взятым пациентам. Каким образом? Понятия не имею. А вот где конкретно, кажется, догадываюсь. Только в одно отделение я заглянула мельком, не сочтя нужным облазить уголки. В хирургическое. И думаю, большинство дам на моем месте поступило бы так же. Мало кто словил бы кайф от созерцания ног и голов, обмотанных бинтами. Положительные эмоции подобное зрелище способно вызывать только в том случае, если травмами обзавелись бывший муж и его любовница.