Объявляю убийце голодовку
Шрифт:
Что еще? Я знала как отдельных представителей руководства, так и некоторых рядовых членов организации. Не могу не отметить, что люди они почти интеллигентные, некоторые даже начитанные, если не сказать — образованные. Даже киллеры не производят впечатления уголовников. И о чем это говорит? О том, что у руля стояли люди неглупые и инициативные. Способные на оригинальные решения и красивые ходы. И прежде всего, нетрадиционное мышление. Они и впрямь могли проворачивать что-то весьма интригующее в задрипанной районной больнице. Никому бы и в голову не пришло здесь
Больше, к сожалению, я так ни до чего и не додумалась. Зато вопросов появилось еще больше, и я испугалась, что снова что-нибудь упущу, когда стану пытать Игоря. Тем более, что в моем распоряжении будет только тридцать минут. Надо бы составить вопросник.
Я порылась в тумбочке, но, как и следовало ожидать, ни ручки, ни бумаги не обнаружила. Пришлось жать на кнопку вызова, хотя встречаться с языкастой стервой не хотелось.
— Проблемы? — язвительно осведомилась она, появившись в проеме минут через пятнадцать. Интересно, если бы на моем месте оказалась какая-нибудь немощная старушка, был бы у нее шанс дожить до появления спящей красавицы?
— Угу, — недовольно буркнула я, — как и у всех, кому вы оказали медицинскую помощь! Мне нужна бумага и ручка!
— Завещание решили набросать? — ехидно поинтересовалась нахалка.
— Именно, — огрызнулась я. — И рекомендовала бы всем вашим пациентам сделать то же самое.
Дерзкая девчонка фыркнула и вылетела из палаты, а я в изнеможении откинулась на кровати. Завещание. Зачем вообще люди оставляют кому-то свои деньги? И как потом живут те, кому завещаны ценности и недвижимость? Борются с желанием ускорить перемещение благодетеля в мир иной? Перебирают способы?
Я все-таки не сдержалась, и, когда в дверях нарисовалась медсестра, намереваясь швырнуть мне в физиономию канцелярские принадлежности, кровать ходила ходуном, а я сотрясалась от рыданий. Девица проявила неожиданную прыть, исчезла и буквально в считаные секунды появилась со своим начальником. Оба медработника теперь ворковали надо мной, будто я была их общим долгожданным первенцем.
— Ну, ну, деточка, все хорошо, все будет в порядке, — нежно нашептывал дрожащим фальцетом врач, навалившись мне на плечи.
Должна признаться, получалось неубедительно, командирские интонации удавались ему значительно лучше. А с другой стороны, в ведомственном военном госпитале вряд ли бедолаге приходилось часто успокаивать зареванных барышень. Основной контингент тут отличался от меня по половому признаку и придерживался уставных отношений.
— Сейчас, сейчас, моя милая, — сюсюкала мучительница, втыкая в меня шприц. — Вот так, теперь умничка.
И все равно успокоилась я не от инъекции и не от их дурацкого бормотания. Затихла я на широкой груди Игоря, ворвавшегося в палату следом. Он не говорил никаких глупостей, а просто гладил по голове и время от времени вытирал мне лицо своим носовым платком. Его все-таки попытались выставить, но на сей раз мужик проявил неуступчивость и не двинулся с места. И я не только уснула, сопливая и зареванная, в его объятиях, я и проснувшись, обнаружила под щекой
Часа через два я знала все. По крайней мере то, что не составляло тайну следствия. Ощущая теплоту сильных рук, я воспринимала информацию спокойно. Я действительно угадала, чем занимались преступники в больнице.
— В жизни многих людей, кто не в ладах с законом, наступает момент, когда необходимо выйти из игры. Причем так, чтобы их никто и никогда не отыскал. В деле часто замешаны большие деньги или секреты, гарантирующие индивидууму неприятности. Причем не со стороны государственных структур, это бы их как раз не испугало. Оказавшись в сложном положении, одни пытаются залечь на дно где-нибудь в отдаленных уголках России, другие рвутся за рубеж, третьи придумывают что-нибудь еще, ничуть не более эффективное, и только самые мудрые предпочитают исчезнуть насовсем. Так что найти их не представляется возможным.
— Пластическая операция? — не выдержала я.
— Умница, — отозвался он. — Я знал, что ты сообразишь, если уберешь эмоции и посмотришь на дело непредвзято. Но не только пластика. Человеку, обретающему новую жизнь, нужна другая биография, ему надо где-то жить, легализоваться без проблем, он нуждается в огромном количестве разнообразных услуг, которые оказывались одной специфической организацией. Разумеется, прекрасно законспирированной и получающей фантастические суммы за свои услуги.
— Но в больнице делали только пластические операции? — снова вклинилась я.
— Конечно. При необходимости здесь подбирали двойника. Из числа одиноких людей или командированных. Нечасто, но случалось так, что в одной палате лежали потенциальная жертва и человек, который через некоторое время должен был занять ее место. В больницу ложился один Иванов, старый непьющий холостяк, а выписывался похожий на него мужчина, носящий ту же фамилию. Разумеется, все было сложней, и за выпиской следовал обмен жилья, переезд в другой город или даже страну, но в целом схема была именно такой.
— Значит, тут убивали?
— Редко. В основном ограничивались пластикой. Обслуживали исключительно узкий круг людей, которые, как ты понимаешь, были кровно заинтересованы хранить случившееся в тайне и оплачивали свое новое рождение по самому высокому тарифу.
— И все это делалось в хирургии?
— Да. Там было оборудовано несколько операционных боксов, и один из них оснащением мог поспорить с лучшими зарубежными клиниками. Да и доктор, надо сказать, трудился не самый неумелый.
— А почему тогда охраняли цоколь?
— Цоколь никто по-настоящему не охранял. Наоборот, туда сослали от греха подальше выделенную штатную единицу. Ну, положено теперь иметь охранника, так что ж его на входе сажать? Он там что-нибудь не то увидеть может. Вот на проходной и посадили полуслепую санитарку, а в цоколе навесили стальную дверь и пристроили дармоеда. Чтобы не отсвечивал.
Разумно и, я бы даже сказала, с юмором.
— Но хирургия, наверное, тоже охранялась?