Обычная история

Резник Юлия

Отбрасываю телефон. После тех событий наши отношения с матерью тоже порядком испортились. Я не мог смотреть ей в глаза. Все по той же причине – кажется, что моя мать, будучи сама женщиной, в глубине души презирает меня за слабость. С чего вдруг мне так кажется, непонятно. Кэт она никогда не любила, и когда узнала обстоятельства случившегося, только порадовалась, что мне удалось избежать ответственности.

Вернувшись домой, тихонько стягиваю ботинки. Ника выглядывает из кухни:

– Привет! Ну как съездил?

– Нормально. Как сама?

– Лучше. Пыталась отговорить

маму тебя беспокоить, но это было бесполезно, ты ее знаешь, – фыркает Ника, закидывая руки мне на шею. А когда я расслабляюсь, решив, что меня пронесло, чуть более нервно добавляет: – Тебя долго не было.

– Посидел немного с Кэт.

– Посидел с Кэт?

– А что? С этим какие-то проблемы? Она Сашкина мать.

– Вовремя же ты об этом вспомнил, – язвит Ника и в ужасе осекается. – Прости, Вить. Я не это совсем имела в виду.

– Ну почему же? Это. Но лучше поздно, чем никогда.

– Иногда бывает просто поздно, Вить. И все…

Мне кажется, в этот момент я ее ненавижу.

Глава 24

Кэт

Тихий стук в окно раздается, когда я уж собираюсь тушить свет. Спускаю ноги с кровати, резко отвожу в сторону тюль и утыкаюсь взглядом в богатырскую грудь Таира.

– Решил проверить, не вскрылась ли я с тоски? – с улыбкой распахиваю дверь.

– Ну, я же отвечаю…

– За коллектив. Да-да, я помню. Как видишь, все в порядке.

Замолкаем. Больше не о чем говорить, так? Он хотел убедиться, что я окей. Он убедился. Можно возвращаться к себе, но Валеев какого-то черта медлит. А я хоть и боюсь, что он, видя мою нервозность, решит, что мне еще рано возвращаться к работе, запрокидываю голову и с неприкрытым вызовом заглядываю в его глаза. Плевать мне, если он подумает, что я недостаточно старалась, плевать! Я знаю, что сделала максимум, и никто, даже Валеев, не переубедит меня в обратном. Да, я еще слабо представляю, как жить, да, мне сложно и больно порой так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Но я знаю, что рано или поздно я с этим справлюсь. И да, я так и не поняла, как так можно было со мной поступить, но почти приняла тот факт, что люди не обязаны соответствовать моим ожиданиям.

– Ну?! – вызывающе складываю на груди руки. Таир похлопывает по карманам домашних брюк, выуживает пачку сигарет, вытаскивает одну зубами, а когда прикуривает, я отчетливо вижу, что он улыбается.

– Ты когда в ладу с собой, всегда такая ершистая?

Вопрос, мягко скажем, неожиданный. Стою, как дура, глазами хлопая. Ершистая? Я?! Ну-у-у… Чешу бровь. Вздыхаю. Прячу руки в задние карманы шорт. Боже! Ну какого хрена я так расклеилась?! Этот вопрос наверняка даже не подразумевает ответа, а я…

– Не знаю, Таир. Я больше не знаю, какая я. Ершистость – непозволительная роскошь в колонии. Ведь один единственный залет мог запросто перечеркнуть мои планы на УДО. А я не могла этого допустить даже ради того, чтобы оставаться собой. Поэтому я тупо себя ломала, – хмыкаю, заглядывая в его глаза. Надеюсь, он оценит то, как четко я выполняю советы психолога, стараясь

быть искренней. И может, даже с этим борщу.

– И что думаешь? Научилась? Сдержанности… – затягивается, чуть сощурившись, отчего в уголках его глаз собираются тоненькие морщинки. Почему-то в этот ничем не выдающийся момент я необычайно остро ощущаю его ментальную силу. Меня будто пуховым платком окутывает исходящая от него уверенность в том, что все будет хорошо, и какое-то совершенно непрошибаемое спокойствие.

– Судя по тому, что мне тебя хочется стукнуть – не очень.

– Стукнуть?! Меня? – вскидывает брови в нарочитом удивлении Валеев.

– Ага. За то, что тянешь кота за яйца.

– Ах вот оно что. Ясно, понятно. Но не стукаешь же, Кать! Значит, сдержанность теперь твое второе я.

– Вот уж не уверена! – тычу его все-таки в бок.

– Ай, Кать! Я боюсь щекотки… Ну перестань!

Щекотки?! Я его бью, а для него это щекотка? Впрочем, неудивительно, с его-то габаритами. Замираю…

Избавляясь от моих поползновений, Валеев обхватывает меня своими огромными лапищами и прижимает к себе. Сердито соплю ему в бок. Таир проходится по моим волосам ладонью. Ч-черт… Ну вот и как на это реагировать? Он мой начальник, да. Но мы уже давно вышли за рамки отведенных нам ролей. И совершенно ведь непонятно, как себя вести дальше. Что можно, а что нельзя. А Валеев, чтоб ему пусто было, вообще никак не помогает мне разобраться, а только сильнее запутывает происходящее своей заботой, теплом, которое дарит, и добротой. Кто-то может сказать, что это просто нормальное человеческое отношение. Мол, ничего такого в его поведении нет. Но я не уверена. Может, отвыкла просто?

– Так я справилась? – подгоняю. – Меня допустят к работе?

– А ты сама как думаешь? Справилась?

С ответом не тороплюсь. Чувствую, что от того, что я сейчас скажу, напрямую зависит его решение.

– В целом, да. Но мне еще есть над чем работать. Я справлюсь, Таир, не сомневайся.

Валеев останавливает на моих губах задумчивый взгляд. Снова затягивается. Чувственно у него это выходит. Красиво очень. И то, как щурится, впуская в легкие дым, и то, как потом его выпускает, запрокинув темноволосую голову. Закусив щеку, переминаюсь с ноги на ногу.

– Хорошо. С понедельника выходи. Я предупрежу Мишу. Или ты… быстрее сама?

– Ревнуете? – хищно оскаливаюсь. В глазах Таира мелькает осуждение. Вот, значит, как? Почему-то бесит, что он… жалеет о том, что между нами случилось. Но вот незадача – я что-то не припоминаю, чтобы я на него запрыгивала и насиловала, так какого черта?

– Катя…

– Помнится, ты кое-что мне обещал. Когда заслужу.

Включив стерву, вынимаю из его пальцев сигарету и, прикрыв глаза, с удовольствием затягиваюсь. Осознание того, что его губы касались фильтра там, где теперь касаются мои, будоражит. Я наслаждаюсь этим, позволяю себе прожить эмоции от и до. Ведь когда эти самые эмоции благодаря лекарствам вернулись, радости в них было – хрен да ни хрена. Все больше ревность, злость, и тупая изматывающая боль. А тут просто подарок какой-то.