Обжигающая страсть
Шрифт:
— Но вы хоть рады за нас, родители?
— Конечно-конечно! Мы в восторге. Мы в восторге за вас обоих, — высказался от имени всех Степан Николаевич.
— Э-э, я-то был уверен, что вы только об этом и думаете, как сообщить все нам, — дедушка хитро подмигнул Лолите. — И я просто слегка ускорил развитие событий. Так ведь?
Девушка мягко и застенчиво улыбнулась, взволнованная царившей вокруг них суетой:
— Да.
— А теперь давайте выпьем за Макара и Лолиту! — громовым голосом вскричал дед. — Степан,
Было далеко за полночь.
Все уже успели разойтись по своим комнатам, и в большом доме Кравцовых наступила тишина.
Макар вышел на крыльцо, сел на ступеньки и привалился спиной к перилам.
Он любил ночь. Он любил посидеть вот так, вытянув ноги и пуская в звездное небо струйки сигаретного дыма. Он любил слушать шум сосен и таинственное потрескивание веток в лесу. Он любил дождаться того момента, когда глаза привыкают к темноте и начинают довольно неплохо видеть окружающие предметы.
Он любил по ночам работать, так как ночь давала возможность остаться наедине с самим собой, со своими мыслями и образами. Она отключала от Макара внешний мир, позволяла сосредоточиться или помечтать. И, особенно в начале своей журналистской деятельности, Макар частенько просиживал за столом до самого рассвета, отстукивая на машинке очередное творение, выкуривая сигарету за сигаретой и поглощая неимоверное количество кофе.
Но никакая ночь в городе, за рабочим столом, не могла сравниться с такой ночью, как сегодня, — со всем богатством запахов, звуков. Ему и думать-то ни о чем не хотелось — достаточно было ощущения этой ночи — но мысли сами лезли в голову. Мысли тревожные и счастливые.
Лолита согласилась, родители восприняли известие об их намерениях с радостью. Он сам об этом давно мечтал и давно просил Лолиту выйти за него замуж.
Так почему же какая-то тихая грусть закрадывается в сердце? Почему ненароком смотришь на эту ночь так, будто прощаешься с чем-то бесконечно дорогим, и прощаешься навсегда?!
Неужели это всего лишь эгоистические чувства холостяка, теряющего свою свободу?
Позади скрипнула дверь, и Макар, не оборачиваясь, по звуку шагов понял, что это отец.
Кравцов-старший сел рядом, взял из предложенной сыном пачки сигарету и с наслаждением затянулся.
— Ночь-то какая!..
— Да, здорово.
— А ты давно ей предложил это?
— Кому? Что? — Макар в первую секунду даже не сообразил, о чем спрашивает отец.
— Лолите…
— A-а! Несколько дней назад.
— И она сразу согласилась?
— Сейчас-то да, но я ей давно делал предложение… Раньше она все время просила подождать.
Они помолчали, и Степан Николаевич ободряюще потрепал сына по плечу.
— Терпи теперь, казак.
— Отец, послушай, — Макар вдруг вспомнил, что он хотел сегодня сказать
— Ничего, нормально.
— Нет, ты послушай!.. Самое забавное то, что сегодня я вдруг почувствовал какую-то особую близость между нами.
— Орел или решка? — Степан Николаевич протянул руку с зажатой в ладони монеткой.
— Решка.
Кравцов подбросил монету, поймал и разжал ладонь.
— Точно, решка. Тебе повезет.
Он спрятал монетку в карман и потянулся за второй сигаретой, теперь уже за своим любимым «Честерфильдом», лежащим в нагрудном кармане тенниски.
— Ты все-таки послушай, папа. Я ведь знаю, что я маме сделал больно сегодня… Но кого бы я ни выбрал — она все равно будет недовольна… Я вижу — ей Лолита не очень нравится!
— По-моему, ей не нравится то, что ты на себя слишком много берешь. Ей не нравится не Лолита, а то, что ты слишком быстро и совершенно непоправимо вырос, сынок… А что до Лолиты, то эта девушка действительно не такая и простая.
— Но именно это меня и привлекает в ней в первую очередь! — Макар от волнения даже выронил сигарету из рук и теперь чертыхался, стряхивая искорки с новых штанов. — Понимаешь? Эта печаль, которой она как будто полнится… Не знаю почему, но мне кажется, это очень интересно и загадочно… И я понял, что могу помочь ей, в конце концов. По-моему, это прекрасное чувство, разве нет?
— Вот сукин сын, всю идиллию нарушает! — воскликнул Кравцов-старший, и до Макара не сразу дошло, что отец имел в виду сверхзвуковой самолет, загрохотавший в небе.
— Послушай и ты, Макар… — добавил он через несколько минут, когда шум затих. — Я не пытаюсь тебя останавливать, мне самому нравится Лолита, очень нравится… Но ты уверен? Ты уверен, что именно она тебе нужна?
— Папа, ты ее не знаешь. В ней есть очень многое, чего никто не знает, кроме меня, — Макар не мог увидеть, как блеснули вдруг непонятным светом глаза отца в темноте ночи. — Если бы ты это увидел, ты бы отнесся к ней по-другому… Когда мы с ней одни, она совсем другая, не такая, как при всех.
— Да, конечно…
Старший Кравцов встал, сильным щелчком отбросил окурок подальше от дома, на гравийную дорожку.
— Я пошел спать. Пока.
А Макар еще некоторое время сидел под звездами, курил и думал. Думал о ней, о Лолите…
Но заснуть Кравцову-старшему не удалось.
Он долго ворочался и вздыхал.
Единственное, о чем он думал, даже, скорее, не думал, а чувствовал — это близость Лолиты. Ночь, тишина, и где-то совсем рядом, через стенку или через две — Лолита. Желанная. Возможно, нагая или почти обнаженная, но уж во всяком случае недоступная.