Обжигающий фактор
Шрифт:
— Прошу вас, — пригласила она, первой направившись в сторону гостиной.
Куинн вошла вслед за ней и села на диван. Миссис Таннер устроилась напротив, но ее муж так и остался стоять у стенки.
— Так что там насчет Кэтрин?
— Видите ли, мэм, мы начинаем повторное расследование ее гибели…
— ФБР? Разве ФБР занимается автокатастрофами?
Кэтрин Таннер была самой первой жертвой из списка Куинн — той, которую убийца сжег вместе с машиной.
— Мы получили некоторые новые доказательства, которые заставляют предположить… ну, что
— Доказательства? Что за доказательства?
Куинн не видела повода лгать.
— На месте происшествия были найдены следы крови, не принадлежавшей вашей дочери. Основываясь на новейших технологиях, мы смогли идентифицировать эту кровь с той, что была найдена на месте многих других преступлений, где погибали другие молодые женщины.
— О Боже мой! Вы…
— Нет!
Внезапный крик Питера Таннера заглушил голос его жены и заставил обеих женщин повернуться к нему.
— Это был несчастный случай! Десять лет назад! Она погибла в автокатастрофе! Так нам сказали ваши люди!
— Сэр, мне очень жаль, но…
— Не говорите мне, что вам очень жаль! Никому из вас ее не жаль! Вы не сделали ничего, ровным счетом ничего! А теперь приходите сюда…
— Питер!
Он замолчал, но глаза у него полыхали все таким же неукротимым огнем.
— Ты нагрубил нашей гостье. В момент гибели Кэтрин эта девушка еще в школу ходила.
Голова старика поникла. Он угрюмо уставился на ковер под ногами.
— Я оставила завтрак на плите, — начала его жена. — Сходи, пожалуйста, проверь, не подгорело ли.
Питер Таннер вышел из комнаты. Куинн проводила его взглядом. Он ссутулился еще сильнее, как будто даже воспоминания о дочери легли на него тяжким грузом.
— Простите, — негромко извинилась миссис Таннер, когда ее муж скрылся за углом.
— Не за что извиняться, мэм.
— Он так и не оправился после смерти Кэти. Я тоже. Вы, верно, знаете из ваших досье, что мы никогда не верили, что это несчастный случай, что мы уговаривали полицию возобновить расследование. Нам потребовалось много лет, чтобы смириться. А теперь вы…
— А почему вы не верили, что это несчастный случай?
— Наверное, причины банальны. Потому, что она всегда водила очень осторожно, что у нее не было ровным счетом никаких оснований ехать по той дороге… — Голос ее на миг прервался. — Наверное, мы просто не хотели верить, что она умерла ни… ни за что ни про что. Что мы потеряли ее из-за того, что она слишком громко включила радио, или ей слишком хотелось спать, или… Знаю, это уже много раз говорили и до меня, но потеря ребенка, должно быть, самое ужасное, что только может случиться с человеком. Ты готов на что угодно, лишь бы хоть как-то притупить боль, чтобы не смотреть в глаза реальности. И на некоторое время поиски виноватого помогают забыться.
От стыда, что она невольно разбередила душевную рану несчастной, Куинн даже забыла, насколько опасно ей здесь находиться. Но приходилось держать себя в руках, не теряя бдительности. Чем скорее она отсюда уйдет, тем
— Мне очень жаль заставлять вас снова переживать старую боль, миссис Таннер, но вы же понимаете, это очень важно.
— Разумеется. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
Куинн благодарно улыбнулась.
— Меня особенно интересуют любые бумаги, документы и записи, которые остались от Кэтрин. Письма, школьные тетради, резюме, заметки о собеседованиях при поступлении на работу… У вас не сохранилось ничего такого?
Миссис Таннер медленно кивнула. А когда заговорила вновь, голос ее зазвучал отрешенно.
— Мы ничего не выбросили.
Глава 41
Когда дверь временного узилища Марина распахнулась и в помещение ворвались трое дюжих парней, пленник даже не шелохнулся. Они молча смотрели на него, прячась за тем, что считали полнейшей своей анонимностью. И разумеется, эта анонимность была до смешного иллюзорной. Он знал их имена и фамилии, кто их родители, где они живут, уровень их образования, результаты психологических тестов. Знал все.
Марин медленно поднялся с пола и вышел в открытую дверь, прекрасно сознавая, что бравая троица потянулась следом. Он шагал по коридору, не обращая внимания на почтительные кивки и приветственное бормотание встречных — эти людишки уже сыграли свою роль, и их можно было отбросить, как ненужное барахло. Их для него более не существовало.
В кабинет генерала Прайса бравая троица за доктором не последовала, заняв выжидательную позицию у деликатно закрытой двери. Марин ступил на толстый ковер, не удостаивая даже взглядом Брэда Лоуэлла, который стоял в дальнем углу комнаты, демонстративно сунув руку в карман пиджака. Чуточку театрально — зато хоть какой-то проблеск воображения.
— Думаете, вы незаменимы?!
Марин сел, глядя мимо Прайса на стоявшую на столе фотографию размером восемь на десять дюймов. Он видел ее уже несколько раз, но только в тех случаях, когда приходил сюда без приглашения, неожиданно. Обычно Прайс убирал ее перед встречей с Марином.
На фотографии был изображен сам Прайс с женой, женщиной, почти на тридцать лет младше его, и их молоденькой дочкой, которая родилась, когда генералу исполнилось пятьдесят два. Жалобные посягательства на бессмертие со стороны старика, слабеющего и утрачивающего хватку.
— А я действительно незаменим, — ответствовал Марин, не сводя взгляда с фотографии. Рейчел. Дочь Прайса звали Рейчел. Очень красивая девочка: длинные белокурые волосы, невероятно гладкая кожа, маленькая грудь, лишь намекающая на то, какой ей предстоит стать через несколько лет. Она училась на втором курсе в одном из самых престижных колледжей Вашингтона — и хорошо училась.
— Вы переоцениваете себя, доктор, — заявил Прайс совершенно незнакомым Марину тоном. Властным, бесстрастным, чуть презрительным. — Ваша система — не единственная, которую разрабатывают наши вооруженные силы.