Обжигающий след. Потерянные
Шрифт:
Осторожно, чтобы не поскользнуться на обледеневшей тропинке, девушка двинулась к воротам. Возмущение от выходки хозяйской дочери в ней поугасло еще вчерашним вечером. Она вообще многое сейчас воспринимала иначе. Про такое ее состояние Камилла бы сказала, что в ней духу нет, и принялась бы кормить. Но в движении по течению тоже есть свои преимущества. Не надо мучиться выбором, судьба сама ведет. Все равно в доме Отрубиных она ощущала себя не лучше этих голубей.
– Тиса, погоди!
Обернулась. К ней спешила Фонька, кутаясь в овчинную безрукавку. Раскрасневшаяся от морозца,
– Чай, не успела, так и не попрощевались бы, – беззлобно укорила горничная. – А я вот хозяйку тебе познакомить привела, тебе ж нужда-то теперича. А Алевтина Борисовна флигель сдает. Так ведь?
– Сдаю, девоньки, сдаю, – закивала пирожочница, перекидывая с одной руки на другую большую корзину. – Свободный флигелек, тока полы в нем вымыла, занавески свежие повесила.
На вид женщина была далеко не старая, лет сорока. Брови домиками, чуть вздернутый нос, под шерстяным платком – темные букли волос, над короткой губой проступал еле заметный пушок. Одета в кроличий тулуп, и похоже, что когда-то он имел неплохой вид, но со временем мех замялся и вытерся местами.
– Полушку в месяц прошу, где еще такую цену найдете! Пойдемте, покажу вам. Тут недалече.
А почему бы и нет? Цена действительно не кусалась. Осталось взглянуть. Тем более что других вариантов пока не имелось.
Прощаясь, Фонька не утерпела и обняла бывшую постоялицу, шепнув той на ухо: «Все наши думают, что это Лизка дракона свалила. Уж больно горячилась обвинять-то. Обычно ей делов ни до кого нету, а тут на тебе, выступила». Тиса чуть улыбнулась. Какая теперь разница?
– Иди в дом, – подтолкнула она горничную, – простудишься.
И та послушалась, побежала, сверкая вязаными чулками.
Пока шагали к новому жилью, Алевтина все его нахваливала.
– Кухонька есть, печь рабочая. Утюг – пожалуйста, угольки заправляй и гладь сколь душа просит. Устька! Я кому сказала – угомонись!
Мальчишка раздумал плестись позади женщин и теперь с грозным видом скользил впереди по дорожке, то и дело мешаясь у матери под ногами.
«Недалече» вылилось в сорок минут ходьбы с краткими остановками. Лямка саквояжа успела надавить пальцы. Дом Алевтины Кадушкиной стоял на Коромысловой улице, четвертым от угла: деревянный, добротный, с жестяным коньком и удивительно красивыми резными ставнями, пара из которых провисла в петлях. Двор имел несколько запущенный вид. Углы старательно забиты хозяйской сломанной утварью: тазы, огрызки метел, скамьи и перевернутые горшки на кольях. У ворот стояла старая телега без одного колеса. Справа от дома тянулись подсобные постройки и низенькая баня с грудой неколотых поленьев под стрехой. Слева к дому примыкал флигель, в окнах которого пестрели занавески в крапинку.
Из-за сарая показался малорослый мужичок заспанного вида с нечесаной шевелюрой и клокастой бородой. Завидев хозяйку, шустро повернул обратно.
– Гишка, куда это ты? – окликнула его Алевтина, подбоченившись. – А ну подь сюды, дорогой.
Мужичок
– Чего дров не наколол, бездельник?
– Так, Алечка, я же вот, – махнул Гишка рукавом в сторону сарая, – топор точу.
– Третий день как точишь! Вот попросишь у меня добавки!
– А-аль… – заканючил мужик.
– Не Алькай! Пойдемте, Тиса Лазаровна. – Хозяйка составила корзину на кособокую лавку и поманила девушку за собой. – Дядька мой троюродный, пригрела вот лежебоку на свою голову, мало мне одного было, – пояснила Алевтина. Она обошла колодец и ржавое ведро с дождевой водой и поднялась на высокое крыльцо. Пошарила рукой по дверному косяку флигеля и вытащила ключ.
– Проходите, смотрите… Печь исправно работает. Комнатка очень светлая. Вот скатерочка, сама вышивала. Баню топим раз в неделю. Коли останетесь, так сегодня и затопим. Чего не хватит, принесу с превеликим удовольствием.
Тиса поставила на пол ношу и прошла по скрипящим половицам. Что ж, все для жизни есть. Кровать у стены, над ней гобелен в розах. Вдоль противоположной стенки – столик с масляной лампой, пара стульев и вполне еще крепкий шкаф.
– Ма, а кто это? – В дверях кухни появилась девочка лет тринадцати, темноволосая в мать. Не скрывая любопытства, она уставилась на незнакомку, жуя сочное яблоко. За ее спиной в кухне Устин с упертым видом поддевал носом сапога табуретку.
– А ну кыш отседова! – погнала детей Алевтина. Те и не думали слушаться.
Послышался знакомый стук костыля и шарканье. В комнату приковыляла бабуля с клюкой. Седые волосы ее были растрепаны, из-под старого тулупа виднелись морщинистые чулки.
– Булочная рядом. До центра, конечно, далековато. Зато до парка рукой подать, – продолжала рассказывать Алевтина Борисовна.
– Мой Моня умер на этой кровати, – продребезжала старушка.
– Ма! – с досадой воскликнула Алевтина. – Вы мне так всех постояльцев распугаете! Идите в свое кресло, чего вам не спится-то? Это моя свекровь, Тиса Лазаровна.
– Это дедова комната! – поддержал бабушку Устин из кухни.
Алевтина топнула ногой, и дети юркнули-таки за порог. Вслед за ними зашаркала и старушка.
– Простите, Тиса Лазаровна. Домочадцы. Но они вам докучать не будут, не беспокойтесь.
– Вы сказали, что рядом есть парк? – поинтересовалась Тиса, оглядев из окна палисадник и улицу за тыном.
– Да, вишневый парк, – закивала хозяйка, – самый большой в Оранске, заблудиться можно.
Этот последний аргумент решил вопрос. Парк! Это же просто замечательно! Будет где отвести душу, раз уж она лишена увежского леса.
Решившись, Тиса отдала хозяйке деньги за месяц. Взамен получила ключ. Радостная Алевтина пересчитала деньги, положила в карман. Немного подумав, улучила момент, когда постоялица отвернулась, и перепрятала их в пикантное место на груди. Через полчаса вернулась, принесла выглаженное постельное белье и тарелку супа.
– Я подумала, вам с дороги захочется лапши на курином бульончике. Коли понравится, могу на вас стряпать, – предложила хозяйка. – Пяток рублей добавите, так и стирать буду.