Очарованная душа
Шрифт:
– Довольно! Тимон, ты пьян! Тимон выкатил на нее страшные глаза, и, спустив собаку, которая бросилась за дичью, ударил Аннету кулаком в зубы. Аннета пошатнулась, но не отступила, и среди внезапно наступившей тишины отчетливо произнесла:
– В пьяном виде ты становишься подлецом.
Изо рта у нее шла кровь. Тимон еще раз занес свой страшный кулак. Но он увидел ее рот. Кулак опустился. А сзади мгновенно подскочил красивый малый из «Интеллидженс», схватил Тимона за руку и зажал ее, как в тисках. Тимон стоял немой, окаменелый. На лужайке девочка выла и звала на помощь. Огромный пес догнал ее, толкнул передними лапами в грудь, повалил и катал по земле, как мяч. Страшно этим довольный, пес весело прыгал, высовывал язык и лаял… Аннета, бросив Тимону последний вызов, повернулась к нему
Завтрашний день начался. Занималась заря. Еще не было шести, когда Аннета встала, оделась, позвонила, отдала распоряжение, затем разбудила свою спутницу, которая не могла оторвать голову от подушки:
– Вставай! Выспишься в автомобиле…
Ей надо было помочь одеться. Аннета потащила ее за собой. Внизу, у дверей, их ждал мощный автомобиль Тимона. Аннета распоряжалась и действовала, как хозяйка. И потому ли, что тон у нее был внушительный, или скорее всего потому, что Тимон сам так наказал, но ей подчинялись, как если бы она и в самом деле была хозяйкой. Девочка, еще не оправившаяся от ночных треволнений и выпитого вина, почти тотчас заснула; Аннета поудобней положила ее голову на подушки, а сама в полудремоте смотрела усталыми глазами, как пред нею, точно в кино, развертывалась белая дорога, мелькали изгороди, поля, города, облака дыма – и битвы ее жизни. В Париже она доставила свою, наконец проснувшуюся подопечную к ней в дом, а затем поехала к себе отдохнуть, – она вполне заслужила этот отдых.
Сон у нее был тяжелый и часто прерывался, и тогда сквозь ноющую боль во рту проступала одна-единственная, ясно осознанная мысль: «С Тимоном кончено!..» И тем не менее она ничуть не была удивлена, когда к вечеру, уснув, наконец, спокойно, была разбужена звонком. Она не стала гадать, кто бы это мог прийти. Но, отворив дверь, сочла вполне естественным появление могучей фигуры Тимона. Они не обменялись приветствиями. Аннета показала движением руки: «Войдите», – и прошла вперед. Он последовал за ней – боком, потому что коридор был узкий. Она быстро привела в порядок постель. Но ни разу не взглянула на себя в зеркало. Она лишь запахнула халат, указала Тимону на стул, а сама молча села в кресло у окна: она ждала. Ничто в лице Тимона не выдавало его намерений. Он был мрачен и хмур. Он знал, что ему надо сказать, что он хочет сказать. Он не собирался приносить извинения. Но когда он увидел эти строгие глаза и разбитый рот, он забыл все, с чем пришел. Он видел только этот рот. И неуклюже, просто чтобы хоть что-нибудь сказать, он спросил, как она себя чувствует. Она ответила холодно:
«Хорошо», не
– Прекрасная работа!.. Вы довольны?
И показала сломанный зуб.
Тимон злобно стиснул кулаки и выругал себя:
– Мерзавец! Аннета продолжала измерять его взглядом.
– Ругай меня! – сказал он.
– Это лишнее. Ведь вы сами себя ругаете, – с презрением произнесла Аннета.
– Что я могу сделать?.. Заплатить тебе за твой зуб? Этого недостаточно… Если бы я мог заменить его одним из моих собачьих зубов!..
– Нет, – возразила Аннета, – не будем говорить о собаках!
Тимон растерялся, заерзал на стуле.
– Чего ты хочешь? Возмещения убытков?
– Лучше было бы для начала попросить у меня прощения.
Просить прощения Тимон не привык. Надо или давить, или быть раздавленным. Просить прощения или прощать – все это не имеет хождения на бирже, это потерянное время. Тимон счел бы более естественным, если бы Аннета, в свою очередь, выбила ему зуб. Заметив его колебания, она сказала:
– Не делайте этого, раз вам самому это в голову не пришло! Мне это не нужно! И я предпочитаю сказать вам заранее, что это ничего не изменило бы в моем решении.
– В каком решении?
– Не иметь больше дела с вами.
Тимон задвигал своими страшными бровями. По его лицу, по его судорожно сжимавшимся кулакам видно было, какая в нем происходит борьба. Наконец он сказал:
– Заставлять тебя не стану… Конечно, если бы я мог… (Его руки снова задвигались. Аннете он на мгновение представился Ассурбанипалом, и она увидела, как он разламывает ей хребет своей тяжелой пятой…) Но все-таки, если бы я тебя спросил…
Он чуть было не сказал: «Сколько ты хочешь?» Но инстинкт предупредил его, что заговорить в такой момент о деньгах, значит наверняка привести дело к разрыву. Он сказал – и сам был удивлен, услышав эти слова:
– Если бы я тебя попросил… Если бы я…
Аннета сидела, заложив ногу за ногу, рассеянная, высокомерная. Тимон с минуту смотрел, как она покачивает босой ногой, наполовину высунувшейся из комнатной туфли. И внезапно нагнулся, схватил эту босую ногу и приник к ней своими толстыми губами.
Аннета тоже не стала раздумывать. И не стала скрывать свое отвращение. Резко, гневно отдернула она ногу от морды, которая позволила себе, пусть почтительно, но завладеть ею, и при этом сильно ударила Тимона по губе. Она была в ярости. Он тоже. Он прорычал:
– Значит, я тебе очень противен? Она прошипела:
– Да! Ах, с каким наслаждением стер бы он ее в порошок!.. Но он себя поборол. Склонив свою огромную побежденную голову, он проговорил:
– Прости! На сей раз Аннета увидела в роли Ассурбанипала себя самое.
Теперь уже она попирала бритую голову негритянского царька. Видение промелькнуло мгновенно. Однако оно было так отчетливо, точно все это произошло в действительности. По телу Аннеты пробежала дрожь удовлетворения.
Потом, успокоившись, она сказала:
– Почести вам были возданы ногой… Охота кончилась… Итак, Тимон, покончим со всей этой историей!
Тимон поднял голову (эта проклятая женщина сбивала его с толку…) и увидел рот Аннеты, увидел рану, которую озаряла строгая улыбка… Но сломанный мост был восстановлен. Он прошел по этому мосту.
– Покончим! Ловлю тебя на слове.
– А я никакого слова еще не сказала. Я еще не поставила своих условий.
– Но ты не уходишь! – сказал он уверенно.
– Я еще ничего не сказала.
– Ты говоришь, у тебя есть условия? Я их принимаю. Значит, ты не уходишь.
– Я остаюсь, – пожимая плечами, сказала Аннета, – пока не будут закончены текущие дела.
– Отлично! – сказал Тимон. – Это еще не скоро.
Аннета пожалела, что неосторожные слова сорвались у нее с языка. Тимон заметил это и проявил великодушие:
– Я не стану удерживать тебя против твоей воли. Если ты меня возненавидела после вчерашней сцены, – я это понимаю, – уходи! Ты мне нужна, ты для меня гораздо больше, чем секретарша, – ты моя узда. Правда, не очень весело обуздывать такое животное, как я. Я это признаю. Ты вправе сказать: «Довольно с меня!..» Ты свободна. Я тебя недостоин.