Очарованный
Шрифт:
Как бы мне ни хотелось, я не мог ненавидеть его за любовь к ней, ни за его желание. Будь я на его месте, поступил бы точно так же. Но я не был на его месте, я был снаружи, наблюдая, чтобы он остался жив, чтобы он получил именно то, чего жаждал с тех пор, как был сломлен.
Деньги, успех, уважение.
Быстро взглянув на часы, я направился к больнице, отдав предпочтение пройтись пешком, а не сесть в одну из машин.
Прогулка облегчила мой разум, и в некотором смысле пребывание снаружи
Я не должен был ничего чувствовать.
Это было более, чем необходимо. Чувство означало смерть.
И смерть была тем, что я пытался предотвратить.
Ради них обоих.
Но они никогда не поблагодарят меня, не сразу. Годы, я смотрел на годы абсолютного ужаса, прежде чем они увидят, что я сделал это ради лучшего.
Ради Семьи.
Все было ради Крови.
Вздохнув, я засунул руки в карманы брюк. Двери больницы распахнулись. Я продолжал идти.
Я знал, где ее найти.
Знал, где найти каждого.
Мой желудок сжался, когда я завернул за угол и постучал в дверь. Медсестра знала о моем приходе, я заплатил ей за молчание и предоставил хороший бонус, чтобы она оставила нас с Джойс наедине на несколько минут.
Когда она увидела меня, в ее глазах мелькнуло узнавание, она наклонила голову и вышла из палаты. Таков был уговор: она не узнает ни моего имени, ни моих причин. Я был опасным человеком. Я убедился, что она это знает.
В палате пахло антисептиком.
Джойс, бледная, сидела в кресле с капельницей на руке.
Она читала журнал и выглядела счастливой.
Я мог бы сделать её счастливой.
Но столько, сколько она мне позволит.
Чёрт.
Я пододвинул стул.
Она вскрикнула и прищурилась.
— Ты не должен находиться здесь.
— Пришлось взять анализ крови.
— Лгун.
Я ухмыльнулся.
— Хочешь посмотреть? Такие вещи заводят вас, девушки?
Закатив глаза, она толкнула меня в руку, не сильно, черт побери, у девушки была сила, как у муравья.
— Почему ты здесь, Фрэнк? Я выиграла пари, помнишь?
— Ах да... — я откинулся на спинку стула. — Пари, скажи-ка мне, какой мой брат в постели? Плакал ли он после?
— Ты осел! — прошипела она.
— Я осел? — я наклонился вперед. — Я осел? Не я заманил парня в свою постель под ложным предлогом.
— Он не был ложным.
— Также, не я соблазнил двадцатиоднолетнего парня за деньги.
— Оставь меня. — у нее появился сильный румянец. — Сейчас же.
— Так вот как это будет, Джойс? Ты планируешь играть со своей новой игрушкой, пока тебе не надоест?
Я подначивал ее.
Она играла прямо мне на руку.
— Возможно, так я и сделаю! — она швырнула в меня
— Возможно. — я наклонил голову. — Но ты не такая девушка, чтобы лгать ему. — я указал на аппарат. — Как долго Джойс? Сколько у тебя времени, если это пройдет?
Страх исходил от всего ее тела.
— Не долго.
— Я могу исправить.
— Что? Ты вдруг стал Богом?
— Всё... имеет свою цену, Джойс. Всё.
Ее стальные глаза сузились.
— И тебе пора расплачиваться.
— Я не понимаю.
— Не сейчас. — я открыл дверь. — Но скоро, очень скоро ты поймёшь. Приятного дня и не забудь передать привет Луке от меня.
Я вышел из палаты, и в коридоре меня перехватил Джим.
— Ты всё сделал? — прошептал я себе под нос, когда мы быстрым шагом направились к выходу.
— Записал каждое чертово слово... ты уверен, что так будет лучше для Луки?
— Ему нужно стать твёрдым. Этот мир... он не для нас. — я проглотил сухость в горле. — Лучше бы он выучил свой урок сейчас, лучше бы он понял, что принадлежит ему, пока не стало слишком поздно.
— Точно... — присвистнул Джим. — Пожалуй, я подготовлю всё к сегодняшнему вечеру.
— Нет... — я схватил его за плечо. — Дай ребенку еще один день с ней, прежде чем всё пойдет прахом... он заслуживает хотя бы этого.
— Ты считаешь, добро — дать ему рай только для того, чтобы после отправить в ад?
— Думаю, это доброта, что он вообще испытывает небеса, находясь на этой земле, сделай, как я сказал, или я вырежу твое сердце до обеда, понял?
— Да. — прохрипел Джим. — Да, Фрэнк, я понял.
ГЛАВА
СЕДЬМАЯ
Мы занимались любовью под звездами... наш роман длился два дня. Два дня осознания, что вы едины со своей второй половинкой. Сорок восемь часов внушающих благоговейный трепет секунд, превращающихся в минуты, перетекающие в часы, когда ты лжешь себе и говоришь, что это будет длиться вечно. Вечность, моя дорогая, очень долгий срок. Я должна была знать... ибо я так долго скучала по твоему дяде Луке. — Джойс Альферо
ДЖОЙС
Его губы были полны безумия, уговаривая меня подойти к выступу, умоляя прыгнуть вместе с ним. Он дразнил так же сильно, как исполнял каждое мое желание.
— Я люблю тебя. — прошептала я ему в губы.
Мы вернулись в его квартиру, завернувшись в одеяла, покончив с Китайской едой. Это была не самая романтическая сцена, которую можно было наблюдать, но, как он сказал ранее. Это были мы.
— Джойс, я люблю тебя с самого детства, когда был мальчиком.
— И теперь ты мужчина? — поддразнила я.