Очарованный

Дарлинг Джиана

Глаза Рена сузились от его дерзости, прежде чем он издал небольшой смешок.

— Напористый. Я думал, вы, британцы, известны своим консерватизмом.

— Очевидно, ты забыл безжалостность великой Британской империи, — шутливо сказал Александр.

Глаза Рена сверкали злобным весельем.

— Верно. Что ж, тогда я одобряю. Его глаза скользнули по моему телу, как кубик льда, оставляя за собой холодный след, когда он оценил меня, а затем тонко улыбнулся.

— Я считаю, что твоя помощь необходима мне, Bella.

Александр

нахмурился от такой нежности, но, как ни странно, не стал протестовать. Вместо этого он встал и помог мне подняться на ноги. Я уже собиралась отойти, когда его рука сжала мою руку, и он толкнул меня вперед в свою твердую грудь. Мои губы приоткрылись на выдохе, а затем его рот накрыл мой, его язык горячо парировал мой в стремлении к доминированию, хотя он знал, что в конце концов я отдам это добровольно.

Я застонала, охваченная жаром, который расцвел между нашими ртами и погрузился корнями глубоко в мой живот, в мой пол.

Когда он наконец отстранился, его твердый, полный рот был влажным от моего внимания. Прежде чем я успела удержаться, я поднялась на цыпочки и лизнула его опухшую нижнюю губу и прикусила ее между зубами.

Его глаза сверкали, как пенящееся шампанское, когда я отступила назад, гордость и неизменная похоть бурлили в серебре.

Он слегка наклонил подбородок, и я пошла, обогнув стол, покачивая бедрами, ноги, жидкие, как мед, разлились по полу.

Мужчины наблюдали за мной, а Ралстон даже поправлялся в брюках. Когда я добралась до Рена и грациозно опустилась на колени у его ног, я уловила похоть в их глазах, направленных на меня, словно прожекторы, освещая меня их желаниями.

Я знала, что платье было хорошей идеей.

И хотя Александр обычно не любил грубую силу, его демонстрация обладания была, очевидно, именно той демонстрацией, которая была нужна этим собственническим итальянцам.

Рен посмотрел на меня, будучи единственным мужчиной, который не затуманивал зрение. Вместо этого он изучал меня как жука под стеклом, каталогизируя мои качества и читая намерения по моему лицу.

— Красивая, — сказал он тихо, специально для меня, хотя все остальные могли слышать его под тихую музыку. — Но для тебя это было своего рода проклятием, не так ли, Козима?

Я пристально посмотрела на него, но не удивилась. Он был человеком информации, поэтому, конечно, он все время знал, кто я такая. Это только вызвало у меня любопытство, каков был его финал. Неужели он имел в виду только разрушить братьев Девенпорт, так явно переманивая меня на свою сторону?

Или он хотел чего-то еще от них, от меня?

Я тихо встала на колени, когда мужчины возобновили игру, но внимательно следила за Реном, наблюдая за его руками и изучая, как он играет в покер.

Я выяснила, что о человеке можно многое узнать по тому, как он играет в стратегическую игру.

Александр был расчетлив и холоден. Его прекрасное лицо ни на мгновение не вышло из состояния покоя, словно на его месте вместо человека сидела

мраморная статуя. Когда игра, наконец, ограничилась только Реном и им самим, мне все еще было трудно понять его намерения. Я подумала, что у него на руках, возможно, старшая карта, возможно, дама, и его глаза стали еще холоднее от злого восторга.

Данте играл так, как жил, со смелой страстью, которую можно было увидеть за милю, но которой он все еще был бессилен противостоять. Часто у него в руках не было ничего значимого, но никто не мог блефовать так, как красивый итальянец, от рождения уверенный в своем великолепии. Выходя, он сделал это с грубым неаполитанским проклятием и невежливым жестом руки.

Человек по имени Ралстон играл лениво, наслаждаясь выпивкой и сигарой гораздо больше, чем игровым мастерством. Он вышел из игры еще до того, как она началась, но сидел там, смутно забавляясь и все больше пьянея, наблюдая, как разворачивается напряженная игра.

А Рен?

Он играл с хитрой проницательностью, как будто он был кукловодом, балующимся своими игрушками.

После более чем часа игры я поняла, откуда взялось его самодовольство.

Этот bastardo обманывал.

Я была потрясена его яйцами при этом. Мухлеж в доме ди Карло была сродни подписанию себе смертного приговора кровью своей жизни. Хотя он сделал это без проблем. Я бы и не заметила, если бы не была так близко, если бы он не настаивал на том, чтобы снисходительно гладить меня по волосам или наклоняться, чтобы понюхать мою кожу и лизнуть мое ухо. Он сделал это, чтобы рассердить Александра, но в конце концов его самодовольство погубило его, потому что я научилась его трюку.

Я ждала, моя легкая покорность окутала мои плечи, как саван, скрывая расчет и зоркий взгляд от женоненавистнического итальянца, стоявшего рядом со мной.

Затем на столе была перевернута пятая карта, и я увидела свою возможность.

Рен вставил королеву в отверстие между своим запястьем и рубашкой, и она подмигнула мне, когда он наклонился, чтобы провести рукой по моим волосам и провести носом по моему лицу, громко вдыхая мой запах. Вместо того, чтобы пассивно позволить ему напасть на меня, я обхватила рукой это запястье и притянула его глубже к себе, так что его рот приземлился на угол моего. Прежде чем он успел прийти в себя, я поцеловала его.

Его рот был закрыт, мои губы запечатаны, чтобы предотвратить его вторжение, но все же достаточно мягкие, чтобы побудить его поддаться объятиям. Он смягчился от шока, и его рука сжала мои волосы на затылке. Я тихонько застонала, осторожно провела пальцами по щели в рукаве его рубашки и осторожно вытащила карточку из его рукава.

Когда Рен отошел, он внимательно изучил мое лицо. Он был достаточно умен, чтобы восхищаться моей игрой, но не был настолько мужественным, чтобы в его глазах еще не было желания. Я облизнула красные губы и наблюдала, как его глаза следят за этим движением.