Очарованный
Шрифт:
Пауза, грибовидное облако токсичности после взрыва.
Его губы прижались к нежной впадине под моим ухом, и он прошептал:
— А что, если и то, и другое?
— Ты знаешь, что я сломлена. Он погубил меня для других мужчин и погубил меня для себя. Я не… Сейчас мне не хватает частички, и он носит ее, как ожерелье, на своем сердце. Он никогда не вернет это обратно.
— Нет, — согласился Данте. — Это так, и даже если бы он мог, ты бы об этом не просила.
Я хотела протестовать, но я боролась с правдой столько долгих, холодных лет. Мы оба знали, что он прав.
— Я
Его слова должны были вызвать ужас и разочарование. Привязанность, о которой он говорил, была кислой, разъедающей мягкие оболочки и внутренние механизмы тела, пока она не израсходовалась и не истощилась.
— Я люблю тебя, как тьма любит звезды. Я хочу только удержать тебя, защитить тебя и возвысить тебя до величайших высот твоих амбиций. Я мог бы заботиться о тебе, Кози, любить тебя так, чтобы это было здорово, если бы ты мне позволила, — продолжил он.
Он не понимал.
Это не был вопрос выбора.
Было ли это когда-нибудь так?
Мое тело, мой дух и мое сердце решили, кого я буду любить, задолго до того, как мой разум сказал свое слово в этом решении.
Для меня это был Александр Девенпорт, лорд Торнтон, сын худшего человека, которого я когда-либо знала.
Тот самый.
Единственный.
Я столько лет боролась с правдой, пока не устала как собака. Теперь я знала лучше.
Кроме того, даже если бы был выбор, даже если бы я могла отмотать время назад, чтобы никогда не спасти жизнь Ксану в том миланском переулке, чтобы меня никогда не продали ему, я бы этого не сделала.
Я хотела быть его рабыней навсегда.
И теперь, спустя столько времени, я поверила, что он чувствует то же самое.
— Мне очень жаль, Ди, — сказала я тихо, сжимая его руки на своем животе, чтобы он знал, насколько я искренна. — Ты хороший человек, возможно, один из самых лучших в этом мире, и я люблю тебя как брата своего сердца. Но мы с тобой оба знаем, что я больше не убегу от Ксана.
Тяжелый вздох Данте зашевелил мои волосы, и его большая рука крепко прижалась ко мне.
— Si, Tesoro (с итал. Сокровище). Я знаю. Но ты не можешь винить меня в том, что я пытаюсь тебя обезопасить, не так ли?
— Орден рушится, ди Карло мертв, а Ноэль следующий.
В его короткий смех не был веселым.
— Ты должна знать, жизнь с твоим Александром никогда не будет безопасной, не в том смысле, в каком я имею в виду.
Он был прав. Александр был порождением тьмы. Как бы он ни был добр ко мне и моему герою во многих отношениях, он никогда не освободится от своего зловредного прошлого и своих девиантных пристрастий.
Меня это устраивало.
Я давно научилась любить темноту.
Повернув голову, я поцеловала
— Все в порядке, Данте. Темные вещи тоже могут быть красивыми.
Он посмотрел на меня из тени.
— Разве я этого не знаю?
— Ты найдешь кого-нибудь получше, — сказала я ему, хотя сейчас было не время. Я слышала, как Шервуд начал празднование в другой комнате. — Ты не любишь меня так, как мог бы любить свою вторую половинку.
Он пожал плечами, потому что не хотел этого признавать, и я думала, он знает, что я говорю правду.
— Тогда давай сделаем это, — предложил он с белой улыбкой, светившейся в темноте.
— Va bene, — согласилась я, вырываясь из его захвата и возвращаясь в основное пространство.
Шервуд как раз заканчивал свое выступление.
— А теперь, братья мои, наслаждайтесь своей добычей и наслаждайтесь ночью, как Дионис хотел, чтобы мужчины наслаждались вином и женщинами без ограничений! — прокричал он из динамиков, его последние слова растворились в пылких аплодисментах толпы.
Сразу же были выведены первые женщины, которые заняли свои места на платформах, обнаженные, как в день их рождения, но с черными пластиковыми ошейниками, увешанными удостоверениями личности, чтобы мужчины знали, на каких женщин делать ставки.
Я не спускала глаз с Шервуда.
Он двигался сквозь толпу, подимая в ответ руки и лукаво ухмыляясь, его худощавое тело прорезало тела, как игла, и стрелой возвращалось в комнату, где содержались рабыни.
Я последовала за ним.
Пока я это делала, мой разум был наполнен воспоминаниями об «Охоте». Я вспомнила жестокое ощущение холодного шотландского воздуха на моей обнаженной коже, болезненное, как скольжение замерзшего лезвия по моим щекам, когда я отчаянно бежала сквозь темный мрак леса. Я вспомнила, как он назвал меня Золотой Лисицей, самой желанной девушкой, которую можно насиловать и похищать, так что мужчины падали из черной ночи, как демоны, посланные из ада, чтобы надругаться надо мной.
Я вспомнила, как он приказал Лэндону Ноксу хлестать меня, пока я не превратилась в месиво из крови и разорванной плоти.
Я позволила этим мыслям наполнить мои паруса, когда помчалась по коридору в заднюю комнату и увидела Шервуда, отвернувшегося от меня, его руки на голове молодой девушки, обслуживающей его ртом на коленях.
Отвратительно.
Свинья, грязная свинья, которую я увижу мертвой, прежде чем он будет на свободе.
Пока я думала об этом, раздался ряд мощных ударов, когда полиция ворвалась на склад, готовясь осадить это мероприятие.
Шервуд дернулся и тут же нагнулся, чтобы застегнуть штаны, готовясь бежать.
Я подошла к нему сзади, быстрая и бесшумная, как тень, держа нож в руке вокруг его туловища и прижимая его к яремной вене.
Я чувствовала, как его пульс сотрясает лезвие.
— Привет, Шервуд, — легко поздоровалась я, когда он замер. — Помнишь меня, Золотую Лисицу?
Я была удивлена, что он слегка расслабился, его голос стал шепотом облегчения, когда он сказал:
— Рабыня Девенпорт, как интересно видеть тебя здесь.