Очаровательные глазки. Обрученная со смертью
Шрифт:
Дом, в котором находилась квартира бабы Аксиньи, был совсем новый, полностью каменный, что было неудивительно, ведь к его строительству приложил свою руку и средства владелец кирпичной фабрики. Апартаменты располагались на втором этаже. Это было приятное место с прихожей, несколькими комнатами и кухней, окна выходили на оживленную улицу, а не на унылый двор. Также там была вода, ватерклозет и отдельная ванна.
Акулину и Сашу встретила на пороге старая женщина в опрятной чистой крестьянской одежде. Саша торопливо объяснил бабе Аксинье все обстоятельства случившегося, и та сразу же протянула руки и произнесла на распев:
— Христовенькая! Как же так-то?!
Доброжелательная
— Был у нас в деревне Иван Кузьмин. Сорванцы его дразнили, все кричали вслед: Иванов как грибов поганых! Пошел он, значит, с отцом на покос. Лето было, жарко, солнце-то припекло — они к речке — вроде как остудиться. Ивашка-то возьми да и нырни с бережка, а там — камушек. Он головушкой-то шибко ударился. Как в себя пришел — никого не признает. После жил в доме Кузьмина, как незнакомый вроде, а потом и вовсе с ума с сошел! — произнесла старушка со вздохом. — Так его и звали с тех пор: Иванушка-дурачок.
— Баба Аксинья! — спохватился юнец, переживая, что история может напугать или расстроить его гостью, которую тоже постигла столь печальная участь.
— Болтаю — зубы заговорила совсем! — спохватилась пожилая женщина. — Айда скорее в дом! А лучше к столу идите сразу, я там пирожков напекла — вкуснотища.
— Только руки помоем! — по-ребячески весело произнес юноша, приглашая Акулину следовать за ним.
От запаха пищи у Акулины кружилась голова, она с трудом вышагивала, боясь упасть в коридоре. Из крана в красивую раковину потекла вода, которую хотелось трогать, как чудо. Им с Василием на прежнем местожительстве приходилось набирать воду во дворе в ржавом кране и тащить в свою конуру. По-настоящему насладиться удобствами получалось лишь в гостиничных номерах после того, как они сбывали награбленное. Ее возлюбленный любил роскошь и игнорировал предложения экономить. Не раз у них была возможность купить небольшой домик, не такой огромный, как те поместья, в которых они промышляли, но вполне просторный для семьи. Семья — это то, чего у Акулины не было в полном смысле слова с юношеских лет, о ней она мечтала, желая обрести обычное женское счастье. Однако у них с Василием жизненные ценности были настолько разные, что отравили ее любовь.
Молодая женщина умыла лицо, и, как ей показалось, почувствовала легкое облегчение. Внутренности болели после поездки по щебню, а в голове был гул от тысячи неприятных мыслей. Она посмотрела в зеркало и снова удивилась, как изменилось ее исхудавшее лицо. Глаза казались такими огромными, что выдавали ее тоску «с потрохами». Акулина выдавила улыбку, тихо дав самой себе наставление, дабы усмирить беспокойную совесть:
— Я попросила Бога о помощи, и он послал мне этого юношу. Они добровольно оказывают мне внимание, и я не причиню им зла.
Наконец, настал благословенный момент, когда изголодавшаяся молодая особа могла вкусить румяное благоухающее мучное изделие. Корочка пирога с рыбой немного хрустела, но тесто было невероятно нежным, а начинка без костей. Ела девушка не спеша, боясь показаться невоспитанной и хорошенько разжевывала каждый кусочек.
— Скажите, как мне вас называть? — обратилась она к женщине, у которой было золотое не только сердце, но и руки.
— Зови, как наш Сашенька, — бабой Аксиньей.
— Спасибо, баба Аксинья. Пирог — просто бесподобен!
— Поклевала-то, как птенчик! — рассмеялась добрая старушка.
Акулина знала еще из жизни в деревне: «с голодухи много жрать негоже, потому как заворот кишок может случиться». Зато она с удовольствием выпила не один стакан свежего молока, которое своим вкусом воскрешало приятные воспоминания о детстве.
— Давно
Баба Аксинья, знающая толк в продуктах, замахала руками, торопясь поддержать тему:
— Вот и я говорю: разбавляют его! Я-то — деревенская — вкус помню! И коровьего, и козьего! Пока муж-то живой был и сынок мой… Упокой, Господи, душу рабов Твоих, и прости им вся согрешения и даруй им Царствие Небесное, — мимоходом помолилась старушка, старательно перекрестившись, после чего как ни в чем не бывало продолжила: — У меня были две кормилицы: Аниська — корова и Зайка — коза…
Добрая, но болтливая старушка принялась рассказывать о неспокойном нраве обоих животных, о том, как заболела Аниська и только любовь человеческая поставила ее снова на ноги, и еще о том, как Зайка-попрыгайка влюбилась в соседского козла и каждый день сбегала к нему по ночам… Акулина слушала ее лишь краем уха. В ее крепнущем организме начинала пульсировать душевная боль, вызванная расставанием с Василием. «Если бы я была козой, а он — козлом, живущим по соседству, вероятно, я бы тоже сбегала к нему каждую ночь», — пронеслось в ее голове. Очнулась Акулина от того, что мягкая и теплая рука рассказчицы легла на ее прохладную кисть. Девица вздрогнула и испуганно уставилась на бабу Аксинью, понимая, что последние несколько минут совсем не слушала повествование доброй женщины.
— Чего ж ты загрустила, красавица моя? — тепло произнесла баба Аксинья, после чего добавила шепотом: — Не грусти, скоро подоспеет помощь! Вот вернется с дачи матушка Сашеньки — мигом во всем разберется!
— Что значит «разберется»? — уточнила Акулина, обомлев. В ее голове поднялся жуткий вихрь мыслей, она вдруг представила, что мать Саши Князева — грозный полицейский или судья, но потом сама себя успокоила тем, что в этих службах преуспели лишь мужчины, по крайней мере, о дамах, делающих карьеру в подобных профессиях, она никогда не слышала. Вопросов лгунья не задавала, чтобы не расстраиваться попусту. «Матушка Сашеньки, которую полюбила добрейшая баба Аксинья, наверняка не может быть злым и нехорошим человеком!» — подытожила молодая женщина, стараясь усмирить свою фантазию, благодаря которой она представляла жуткие картины расправы за обман: суд, тюрьму и даже публичную казнь.
— Может, помыться хочешь? Мы сейчас Сашенькой быстро водички нагреем, чтобы не замерзла! Наберем тебе целое корыто…
— Ванну? — мечтательно вздрогнула Акулина. Она вдруг вспомнила, как подолгу лежала в теплой воде в гостиничных номерах. Ванны там были забавные: стояли посреди небольшой отдельной комнатки на смешных кривых ножках. Девица чуть не расплакалась от умиления — такого от совершенно чужих людей она никак не могла ожидать.
Когда баба Аксинья предложила расстаться с поклажей — саквояжем, стоящим рядом со стулом, на котором восседала мошенница, Акулина сначала замешкалась, но все же доверила ей свой «ценный груз», от которого зависело все ее ближайшее будущее.
— Я поставлю твою сумку в комнате рядом с кроватью, — уверила ее старушка.
Саша торопился помочь набрать воды для гостьи и очень нервничал, ему предстояло выполнить важное дело, которое он так и не завершил, встретив Акулину: ежедневно юноша отбивал телеграмму для матери, этот ритуал преданный сын не мог пропустить ни при каких обстоятельствах.
В ванной гостья пролежала долго, заботливая хозяйка квартиры несколько раз подливала ей горячую воду.
— Как у нас на деревне говорили: баня — мать вторая! — подбадривала миловидная старушка Акулину, чувствующую вину за то, что злоупотребляет ее гостеприимством.