Очень большие деньги
Шрифт:
– А может, это никак не связано с тем делом? – задумчиво спросил генерал. – Может, у него другие дела? Вы его магазин не проверяли? Он на самом деле хомячками торгует?
– Ну, там, кроме хомячков, всякой живности хватает. Как в Ноевом ковчеге! Нет, в этом плане все в порядке. Разве что трудно поверить, что бандюга на зверушек переключился. Но чего в жизни не бывает! Может, ему в детстве очень хотелось собаку иметь, а родители его в этом не поддержали? На всю жизнь нанесли психологическую травму.
– Травма травмой, но ведь он в свое время на Чемодана работал, – напомнил Орлов. – Как у него сейчас
– А что Чемодан? – развел руками Гуров. – Чемодан теперь – уважаемый предприниматель, столп общества. Говорят, даже пытался пройти в городскую Думу, но якобы ему где-то там намекнули – пока рано… Контактирует ли Живаев со старым шефом? Бог его знает! Я же говорю, что с тех пор, как мы установили за ним наблюдение, он ни с кем, кроме своих продавцов, не контактирует. Эдакая вещь в себе. И мне это не нравится. Нет ничего более настораживающего, когда человек внезапно меняет привычки.
– Вот тут ты прав, Лева! – согласно кивнул Орлов и, неожиданно поднявшись, подошел к сейфу в углу кабинета. – Привычки менять вредно и некрасиво. Поэтому по старому обычаю давай-ка примем по паре капель…
Он достал из сейфа бутылку темного, как смола, коньяка, два металлических стаканчика и тарелочку с нарезанным лимоном.
– За счастливый исход твоей неразумной вылазки! – строго сказал генерал, наполняя стаканчики. – Чтобы кровь твоя быстрее восстановилась. А заодно за будущий успех. Я иного результата не предполагаю, потому что тут наша честь задета. Считай, уже трое наших пострадали… Ну, давай, чтобы ты был здоров!
Они сделали строгие лица и не спеша выпили. Потом так же неторопливо пожевали лимон, посмотрели друг на друга. Гуров спросил:
– Не пойму я тебя, Петр, – отчего ты сегодня такой добрый? Ведь, в сущности, мы дело провалили! Едва человека не потеряли, и вообще… А ты коньяком меня поишь, добрые слова говоришь. Не к добру это!
– Вот видишь, и ты туда же! – печально сказал Орлов. – В каждом поступке подтекст ищешь. Забывать мы стали простые человеческие чувства! А ты о том подумал, что я, когда про твое ранение услышал, едва инфаркт не схватил? А ты о том подумал, сколько у меня в этой жизни настоящих друзей осталось? Раз-два и обчелся. А ты говоришь, зачем коньяк! Очень даже зачем!..
Он опять встал и спрятал бутылку и все остальное в сейф. Тщательно его запер и положил ключи в карман кителя. Потом уселся на свое место и, наклонившись к Гурову, спросил уже совсем другим, деловым и заинтересованным тоном:
– Ну а вообще, что ты обо всем этом думаешь? Что это за гаврики? Откуда они к нам явились? И с чем, главное? Не для того же, чтобы московскую милицию извести! Наверняка ведь у тебя какие-то тайные мыслишки имеются! Я тебя сейчас не как начальник спрашиваю, а как друг. Странное дело, неоднозначное. Не хотелось бы в дураках остаться.
– Честное слово, ни одной задней мысли! – улыбнулся Гуров. – Кроме той, что дело действительно странное. Такое впечатление, будто цыгане нагрянули. Знаешь, опереточные такие цыгане, в красных рубашках, с огнем в глазах, с кинжалом за пазухой… Кстати, о кинжале. Я внимательно ножичек посмотрел, которым меня, как букашку… Лезвие отличное, острое как бритва, сталь уникальная. Рукоять утяжеленная, в руке держать удобно. То есть штучный товар – на особого любителя.
– «Капричос», цыгане – все это хорошо где-нибудь у Марии в театре, – проворчал Орлов. – А у нас не театр. Такие экземпляры на виду у всех должны быть, а мы их не видим! Что это может означать? Невидимки они, что ли?
– Ну, это вряд ли, – сказал Гуров. – А вот прятаться ребята умеют. А знаешь почему? Потому что один из них наверняка русский. И, скорее всего, москвич.
– Это откуда у тебя такие сведения? – подозрительно нахмурился генерал.
– Это единственная тайная мыслишка, – улыбнулся Гуров. – Помнишь, я тебе про журналы в хибаре говорил. Так вот, испанские журналы там неспроста были. Не встречал за всю жизнь русского, который бы испанскую прессу без особой нужды читал. А наоборот еще реже бывает, по-моему. Но большая часть печатной продукции была на русском! Значит, второй – наш земляк. С большой долей вероятности. Потому-то они здесь и ориентируются неплохо.
– Выходит, один местный?
– Не думаю, что его можно так назвать, – покачал головой Гуров. – Местный не стал бы по садам да по Живаевым скитаться. Но корни у него здешние. Иностранец без надежного гида, сам понимаешь…
– А в тебя кто же ножом швырялся – иностранец или гид? Как полагаешь?
– Поскольку он один в саду был, значит, скорее всего, иностранец. Местный по делам уехал, а этот его дожидался.
– Куда же он убежал, если местности не знает?
– Ну, за несколько дней смышленый человек в любой ситуации может разобраться! – возразил Гуров. – Наверное, был у них обговорен какой-то запасной вариант. Во всяком случае, назад они не возвращались – ни тот, ни другой. Следственная группа там работала, местная милиция под контроль это место взяла – пока ничего.
– Ну, теперь они, конечно, не вернутся, – глубокомысленно заключил Орлов и неожиданно спросил: – А не пора ли нам с запросом в соответствующее ведомство выйти? Ведь если тут заграница замешана, это, брат, очень неприятная история выходит. Как бы нам дров не наломать!
Гуров посмотрел генералу прямо в глаза и твердо сказал:
– Ты меня знаешь, Петр! Я славой делиться не люблю. Раз я взялся за дело, значит, я и должен его закончить. Опять же, как ты верно заметил, наша честь задета, а мы вдруг побежим к дяде плакаться. Сами найдем! Пусть знают, как с милицией связываться!
– Ну-ну, – пробурчал Орлов. – Смотри только, не промахнись! Мало ли какие цели эти туристы преследуют. Предъявят нам потом обвинение в узковедомственных интересах.
– Раньше, чем нам предъявят, мы сами предъявим, – невозмутимо сказал Гуров и поднялся. – Так я, пожалуй, пойду, Петр? Ганичкина навестить надо, а попутно к Личутину заглянем. Он в той же больнице лежит, и, говорят, кризис у него наконец-то миновал. Я с врачом созванивался – он разрешил мне двухминутное свидание. Похоже, я его даже раньше следователя увижу. Личутин должен знать что-то важное.