Очень большие деньги
Шрифт:
Смолянинов, в отличие от художников, ехидных замечаний не отпускал, держался очень корректно, на вопросы отвечал вежливо и охотно. Документы у него были в порядке, а взгляд спокойный, но какой-то уж слишком печальный. Макаркин не удержался и спросил, нет ли у гражданина неприятностей.
– Неприятность только одна – болезнь, – спокойно ответил Смолянинов. – Видите ли, у меня неважно с нервами. Врач посоветовал перемену обстановки – спокойное место, минимум стрессов, желательно море. Знакомые посоветовали этот поселок. Вот, собственно, и все.
– Что же, такой молодой, и нервы? – посетовал Макаркин. – Не рано ли?
– Жизнь нынче сами знаете какая, –
– Ага, ну, тогда понятно. – Следователь снова глубокомысленно покивал головой, будто суть проблемы была им ухвачена.
Больше никаких мероприятий группа проводить не стала и отправилась восвояси, предупредив жителей поселка, что уголовное дело заводить рано, никаких признаков криминала в наличии не имеется, и нужно некоторое время подождать – возможно, в ближайшие дни Панкрат объявится сам. На том все и кончилось.
Один Глумов точно знал, что Панкрат не объявится – разве что его вслед за лодкой выбросит на последний берег равнодушное море. Тогда все встанет на свои места, и милиция начнет землю рыть, чтобы выяснить, кто загнал в Панкратову требуху пистолетную пулю. Тогда и за приезжих возьмутся всерьез.
Но пока этого не случилось, Глумов решил не пороть горячку. Он еще той страшной ночью переменил свои планы. Уходить на веслах в неизвестность вдруг показалось ему полной глупостью. Не такой уж он был знаток моря, чтобы пускаться в подобную авантюру. Тем более что после некоторого размышления обстоятельства не показались ему такими уж трагическими.
Когда он сбросил в воду завернутые в парусину тела и остался в полном одиночестве посреди шумящего моря, с его души будто свалился огромный камень. Он совершил ошибку, но теперь все вернулось на исходную позицию. Ни одного свидетеля его промаха не осталось в живых. Вины Глумов за собой не чувствовал – эти люди сами напросились. Просто нужно было как следует собраться и действовать в дальнейшем аккуратнее. Теперь у него есть оружие и две запасные обоймы. Голыми руками его не взять.
Глумов был убежден, что новых гостей нужно ждать со дня на день. Можно было, конечно, сразу пуститься в бега, но что-то подсказывало Глумову, что, узнав про исчезновение «разведчиков», сюда приедет сам Бабалу. Он нетерпелив, и ему наверняка хочется поскорее вернуться в свою жаркую гористую страну, где самые красивые на свете девушки, самые сладкие бананы и самый ароматный кофе. Про кокаин и говорить нечего. Там дорожная пыль наполовину состоит из чистого кокаина. В представлении Бабалу так и должен выглядеть рай на земле. И ради этого рая Бабалу пойдет сейчас на любой риск. Да и по логике вещей ему следовало давно убираться из Москвы. Менты не дадут ему покоя. Слишком лихо он начал.
Все это Глумов обдумал той бурной ночью, когда возвращался к причалу на веслах. Он зверски устал и был опустошен морально. Но, добравшись до берега, заставил себя принять некоторые меры для собственной безопасности. Он бросил лодку, которую волны медленно поволокли в открытое море, и пошел к Панкрату.
Собака даже не вышла к нему, словно догадываясь, кто расправился с ее хозяином. Она, кажется, уже смирилась со своей участью. Похоже, старик ее не слишком баловал.
Глумов убедился, что он один, и занялся делами. Он прибрался в доме, протер стаканы, убрал со стола посуду. Потом разыскал ключи – Панкрат перед уходом бросил их на подоконник – и открыл погреб.
Это было самое слабое место. Здесь все было
Вино хранилось у Панкрата в бутылях и в двух деревянных бочках. Глумов выбил из них пробки, и вино, вырвавшись на свободу, устремилось во все стороны, покрывая каменный пол липкой, остро пахнущей пленкой. Глумов надеялся, что вино в какой-то степени уничтожит подозрительные следы, во всяком случае, основательно смажет картину.
Он ушел из подвала, запер его и выбросил ключи в сортир. Его никто не видел вплоть до того момента, как он вернулся в свой пристрой. Тогда он аккуратно развесил по всей комнате промокшую одежду и завалился спать беспробудным сном. Больше в этот день ничего не могло случиться.
Потом явилась милиция. Глумов спокойно воспринял ее появление. Беспокоился он только за погреб, но следователь не захотел взламывать замок. Это было на руку Глумову. Он получал еще какое-то время для маневра. Внутренний голос советовал ему бежать как можно скорее, но он не поддался ему. Он бегал уже давно, и это начинало входить в привычку. Глумов не хотел превратиться в трепещущего кролика. Он верил, что сумеет выкрутиться.
Единственным слабым местом опять был его паспорт. По сути дела, он выбросил деньги на ветер и приобрел особую примету, которую полагалось носить в кармане и предъявлять по первому требованию властей. С его паспортом это значило каждый раз класть голову в пасть льву. Но кто мог знать, что Кенарь окажется такой подлюгой? Сдал старого знакомого, не задумываясь, едва только его об этом попросили. Да еще пытался заманить Глумова в ловушку, предложив ему место курьера!
В общем-то, Глумову плохо верилось в светлые качества человеческой натуры. В определенном смысле он и сам был предателем и сильно Степанкова не осуждал. Он только твердо знал одну простую вещь. За все приходится платить. Заплатит и Степанков, когда придет время. Иначе просто нельзя.
А ему остается… Что ж, у него еще есть американский паспорт, кое-какие деньги, а если он сумеет избавиться от Бабалу, то и какое-то время. Можно будет попробовать начать все сначала. Он переберется в Европу, а оттуда куда-нибудь подальше. Например, в Австралию. Пусть Риберо его ищет. Он не молод, страдает гипертонией и ведет не самый здоровый образ жизни. Не исключено, что он сдохнет раньше, чем завершит свои поиски.
В следующие два дня Глумов мало выходил из дому. Хозяйке он сказал, что слегка простудился, гуляя у моря, и теперь хотел бы отлежаться. Кажется, она поверила. Впрочем, Глумова это не особенно волновало. Даже призвав на помощь всю свою фантазию, Лида вряд ли смогла бы догадаться, кого она приютила в своем доме. Глумов не выказывал внешне ни беспокойства, ни агрессии. Она ни в чем не могла его заподозрить.
Причина же, по которой Глумов не торопился появляться на людях, была абсолютно банальной. Его одежда, его новый плащ, брюки, изящные туфли – все пришло в негодность. Он с трудом все отчистил, но улучшить товарный вид уже не мог. Носить все это барахло было, конечно, можно, но при первой же возможности следовало переодеться. Так он выглядел чересчур непрезентабельно, а в его положении непрезентабельность чересчур опасна. В глухом поселке такой стиль мог пройти, но пускаться в дальние странствия в таком помятом виде не стоило.