Очень большие деньги
Шрифт:
– А откуда у него гарантия, что Бугая с Джеком прикончат? А если по дороге возьмут или здесь, на месте преступления?
Степанков внимательно посмотрел на Глумова и печально сказал:
– Ты извини – сразу я тебе про это не сказал, а ведь я и буду эта гарантия, Андрюха!
Глава 12
Гуров решил еще раз поговорить с Машей Перепечко, чтобы уточнить некоторые детали, касающиеся ее связи с Глумовым. У него появилась новая информация относительно последнего, и он хотел удостовериться, действительно ли Маша не была осведомлена о близком прошлом Глумова.
Неожиданно выяснилось,
Он созвонился с Машей по служебному телефону, чтобы договориться о встрече.
– В семь часов вечера я буду свободна, – суховато ответила Маша, которой, видимо, было не слишком приятно встречаться с человеком, видевшим ее в худшую минуту жизни. – Если вас устроит, подъезжайте в мой офис. Вы знаете, где это?
Гуров, разумеется, знал. Поехал он в офис один, без Крячко, – боялся, что в присутствии жизнерадостного друга Маша будет чувствовать себя скованно. Откровенно говоря, он вообще не надеялся узнать что-то новое. В тот страшный день, пережив огромный стресс, Маша Перепечко выложила практически все, что знала о Глумове, и вряд ли теперь может что-то к этому добавить.
Сотрудники рекламного агентства еще не разошлись, когда Гуров появился в офисе. Большую часть из них составляли молодые эффектные женщины, деловитые и уверенные в себе. Похоже, Маша Перепечко сознательно культивировала в своем бизнесе феминистский уклон. Мужчины тут были на вторых ролях.
Впрочем, зайдя в Машин кабинет, Гуров застал ее именно с мужчиной. Она давала какие-то указания высокому молодому человеку, модно и даже слегка вычурно одетому. Молодой человек держался раскованно, но почтительно и едва ли произнес за время разговора пару слов. Когда же появился Гуров, Маша недовольно поморщилась и отослала его.
– Одним словом, приготовишь к утру пробные образцы и покажешь! – строго сказала она молодому человеку. – И без самодеятельности. Только в том плане, как я тебе сказала, понятно?
– Будет сделано, Мария Ивановна! – прошелестел молодой человек и исчез.
Маша предложила Гурову садиться. Он обратил внимание, что, несмотря на все ухищрения, Маша сегодня выглядит не очень хорошо. Она была бледна и старалась меньше двигаться. Видимо, раны доставляли ей сильную боль. Гуров еще раз подивился характеру этой женщины. Тем не менее он счел неудобным не поинтересоваться о ее здоровье.
– Здоровье? Что вы имеете в виду? – немного раздраженно отозвалась Маша. – Я вполне здорова, если не считать того, что все мое прекрасное тело изрезано. Теперь вот придется на косметическую операцию ложиться. Не ходить же в шрамах – все-таки я не кавалерист-девица…
– Ну, сила воли у вас подходящая, – заметил Гуров.
– Сила воли мужиков мало интересует, – зло сказала Маша. – Мужикам сиськи подавай и прочие упругости. Извините, но я сегодня немного не в духе – вот и несу что попало… Вы хотели о чем-то со мной поговорить?
– Да, боюсь, мы теперь от вас не скоро отстанем, Мария Ивановна, – немного смущенно ответил Гуров. – Такая вот неприятная ситуация сложилась. Но мы должны найти и наказать преступников.
– Да, это было бы неплохо. Совсем хорошо было бы, если бы это не доставляло мне дополнительных мучений. Получается, что я в этой неприятной ситуации дважды жертва,
– Извините, Мария Ивановна, – сказал Гуров, делаясь очень серьезным. – Но, по-моему, вы путаете причину со следствием. Ваши неприятности происходят не от того, что вам докучает милиция. Может быть, не стоило так безоглядно бросаться в объятия малознакомого человека, тем более с таким неоднозначным прошлым?
– Что я могу вам ответить? – безнадежно сказала Маша. – Не станем же мы вместе с вами истолковывать мои сексуальные фантазии! Вы не женщина и все равно ничего в этом не смыслите. Мужчины чрезвычайно примитивны в этом отношении. Что касается личности Глумова… Он всегда чуть-чуть отличался от серой массы своих «корешей», как это тогда называлось. Была в нем некоторая… ну, романтичность, что ли, душевная красота… Правда, очень глубоко запрятанная. В других обстоятельствах он мог стать героем. К тому же он всегда был хорош собою и вызывал безотчетную симпатию. Когда я снова увидела его… – Она вдруг решительно махнула рукой и сказала совсем другим тоном: – Ладно, хватит об этом! Вы все-таки не исповедник. Вас интересуют факты, а не чувства, я правильно понимаю?
– Совершенно верно, – кивнул Гуров. – Хотя психологические мотивы тоже представляют определенный интерес. Вот вы так говорили про Глумова, что даже я проникся. Это замечательно, что вы обнаружили в нем положительные качества, но, боюсь, этим качествам уже не суждено реализоваться никогда. Вы действительно не представляете, чем сейчас занимается Глумов?
– Не стала даже спрашивать, – фыркнула Маша. – Чтобы, не дай бог, не разочароваться. Но уж, конечно, он занимался не благотворительностью. Это было ясно сразу. Но держался он как человек, повидавший мир и осознающий свое место в этом мире. И деньги у него имелись, я думаю, немалые.
– И вас все это не насторожило?
– А что меня должно настораживать? – пожала плечами Маша. – Я не работаю в органах. Меня интересовал Глумов как мужчина. Знать подробности мне не хотелось. Не хотелось, знаете ли, разбивать романтический ореол.
– Никогда бы не подумал, что такая женщина, как вы, так тянется к романтике, – проворчал Гуров. – Помните того орла, что выколот на плече у вашего Глумова? Сегодня мне доложили, что эта эмблема обозначает. Она указывает на принадлежность Глумова к преступной организации, которая действует в Южной Америке на сопредельной территории трех государств. Торговля кокаином. Там труднодоступный район и подходящий климат. Огромные деньги и тысячи загубленных жизней. А вы говорите, романтика…
– Я не занимаюсь преступными организациями, – отрезала Маша. – И не считала нужным копаться в биографии своего любовника. Меня связывало с ним совсем другое.
– Но неужели он совсем о себе не рассказывал? Может быть, какая-то обмолвка, намек…
– Абсолютно ничего. Мы говорили только о том, что с нами происходит в настоящий момент. Прошлого старались не трогать. Ни близкого, ни далекого.
– А о своих планах он ничего не сообщал?
– О планах? Нет, ничего. Он всегда был очень сдержан и не любил много разговаривать. Однажды я спросила его про этого орла. Он отшутился, но было видно, что ему неприятен вопрос, и больше я этой темы не касалась.