Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира
Шрифт:
Бади принес кальян, и Тэя глубоко затянулась.
— Я знаю это чувство. Когда ты встречаешь кого-то самого прекрасного на свете, всё остальное теряет смысл. Ненина сбежала, пешком прошла полстраны на север и добралась до школы Юнтай — лучшей из лучших школ для будущих Хранительниц.
— Ты тоже училась там?
— Пятнадцать лет. Как и я, моя мать прошла отбор и служила самому дракону. А когда и это время закончилось, Ненина вернулась в родные места, чтобы возродить захиревшую касбу Шала — на границах становилось
Тэя замолчала, а я воспользовалась моментом и кивнула Бади, показывая на кофе.
— Она выбрала себе мужчину, моего отца. Это было большой ошибкой! — в голосе зерриканки послышались обвиняющие ноты. — Когда ты рядом с драконом, мир ярок, игрив и солнечен, потому что ты рядом с солнцем. А когда твоя служба заканчивается, солнце меркнет. Она не должна была брать в мужья моего отца. Того — кого она так никогда и не смогла полюбить. Она не должна была брать никого, это безответственно!
— Но ты бы тогда не родилась, — сказала я.
— Почему это? — удивилась Тэя. — Она могла оставить его любовником и не привязывать к себе. Он бы пережил, встретил другую женщину, которая лучше относилась бы к нему… Мой отец был с Севера, он бежал сюда из Метинны после того, как та пала под Узурпатором. Мужчины с Севера всегда нравились нам. Есть в них что-то такое… Что будоражит кровь. Вызов, а не покорность. Он бы не остался один.
Молодой Бади поднёс мне вторую чашку кофе, теперь с двумя кубиками сладостей, и бросил жгучий взгляд из-под длинных ресниц.
— Женщины с Севера тоже нравятся нашим мужчинам, — засмеялась Тэя. — Тебе следовало подумать, прежде чем драться за того, кто тебе не нужен.
Я вперилась ей в глаза, а она, выдержав взгляд, усмехнулась:
— Женщина, озарённая любовью к своему мужчине, после ночи выглядит не так.
— Может быть, так выглядит женщина, озарённая сложным заказом? — меня начало раздражать назойливое внимание зерриканок к личной жизни других, но Тэя невозмутимо продолжила:
— Вот и моей матери не стоило столь собственнически относиться к отцу.
Я промолчала.
— Как бы то ни было, Ненина стала главой касбы, превратила её из захудалого городка в мощную крепость. В её понимании у меня не было иного пути, как стать Хранительницей. Я покинула Шалу ребёнком, отправилась в Юнтай. Годы тяжкой учёбы… Ух, как вспомню, пятки так и горят, но как же мы там веселились! Уверена, что веструм до сих пор не забыла наши с Вэей проделки. Лучше тех лет были только годы подле Виллентретенмерта. Ежегодно я приезжала сюда, домой, и последний раз навещала отца с матерью восемь лет назад, прежде чем мой отряд отправили на границу с Хакландом…
Она замолчала, взглянула на меня.
— Прошлое настигает неожиданно. Голос твоего мужчины и голос моего отца похожи как горошины в стручке… — задумчиво сказала она. — Когда до столицы дошла весть о
Чашечка, которую Тэя держала в руке, задрожала. Она отставила её, вцепилась в трубку кальяна и некоторое время молча курила.
— Первое, что помню, это зловоние, настолько густое, что его можно было потрогать. Отец сидел в углу камеры. Лицо и руки вздулись, поплыли, волосы превратились в кашу. Мать сидела рядом, закрыв глаза, и не откликалась на мои слова. Я попыталась увести её и краем глаза при свете факела где-то на стыке света и тьмы увидела мелькнувшую бесплотную тень.
Тэя вновь взяла кофе, и на этот раз её пальцы не дрожали.
— Это видела не только я, со мной была Рэя — единственная, чей желудок выдержал запах подземелья, единственная, кто не оставила меня там одну. Когда я поднимала мать с земли, она была слишком тяжела, будто невидимые руки удерживали её, тянули к себе.
— Это было три года назад? — уточнила я.
— Да. Ненина спала двое суток, а когда пришла в себя, не узнала меня. Тогда всё и началось.
Я кивнула и прикрыла глаза, вся обратившись в слух. Кофе прогнал сонливость, в голове прояснилось.
— Поначалу я надеялась на лучшее, мать не узнавала меня, но в остальном была здорова. Потом она начала считать, что люди вокруг — это заколдованные чародеи, и лишь она может узнать спрятанную среди них дочь. День за днём она проживает один и тот же день, забывая, что было вчера. С темнотой она сникает, будто что-то высасывает её силы. Как только солнце заходит за горизонт, слабая свеча её разума гаснет, в момент все вокруг и даже выбранная дочь превращаются во врагов, а потом она начинает бредить. Она забыла наш язык и говорит только на всеобщем — том языке, на котором говорила с отцом, и кроме языка не помнит об отце ничего. А может, всеобщий просто лучше подходит для бреда… И за три года, за все три года, она ни разу не выбрала меня, свою дочь! — с обидой воскликнула Тэя.
— Твоя мать говорила о ком-то, кто вспомнит о ней и снимет чары. Кто это может быть?
— Откуда я знаю? Может быть, Виллентретенмерт. А может, сама Хатун Мелике!
Я задумалась.
— Бред всегда начинается после захода солнца?
— Всегда! Даже если плотно задёрнуть шторы. Р-раз, и она уже другой человек! Я проверяла.
— Мне нужно оказаться около твоей матери в то время, когда она засыпает, но ещё не спит. Нужно, чтобы она не боялась меня и позволила находиться рядом. За дочь она меня вряд ли примет…