Очень храбрый человек
Шрифт:
– Я никогда не видел, чтобы она поднималась так рано, – заметил Габри, подойдя к Кларе.
– Ты говоришь про реку или про Рут? – спросила Клара.
Габри рассмеялся, потом внимательнее присмотрелся к их соседке.
Рут выглядела вполне серьезной, даже мрачной. Зато утка казалась осоловелой. Правда, у уток такой вид не редкость.
– Что ты об этом думаешь, Рут? – спросил Габри громким голосом, превозмогая рев воды и естественную склонность Рут ничего не слушать.
Она была старейшим жителем Трех Сосен, и насчет
«Мы нашли ее под камнем», – любил рассказывать Оливье, партнер Габри. Рут и в самом деле немного напоминала окаменелость.
Кроме всего прочего, она занимала должность шефа добровольной пожарной команды, не потому, что была прирожденным лидером, а потому, что жители деревни скорее предпочли бы войти в горящий дом или разлившуюся реку, чем попасть на острый язык Рут Зардо.
Рут запрокинула голову и посмотрела на небо. Оно перестало ронять снег, но все еще грозило пролиться влагой того или иного вида. То есть именно тем, чего им никак не требовалось.
– Я думаю, мы должны заказать больше песка, – заговорила Рут, опуская глаза на реку. – Я проверяла вчера кучу за старым вокзалом, и у нас там его достаточно для нормального половодья, а нынешнее нормальным мне не кажется.
Если кто и знал толк в ненормальном, то это Рут.
– Такую высокую воду я видела только однажды, – продолжила она. – Да, мне кажется, самое время.
– Самое время для чего? – спросила Клара.
– Для очередного наводнения века.
– О черт, – выругался Габри. – Фак, фак-перефак. Merde. – Он помолчал. – Что еще за наводнение века?
– По-моему, название говорит само за себя, – заметила Клара.
Они последовали за Рут, которая двинулась в сторону бистро.
– Наводнение века случается раз в сто лет, верно? – прошептал Габри Кларе.
– Я бы сказала, да.
– Тогда как Рут могла видеть предыдущее? – Он понизил голос еще больше. – Сколько ей лет?
– Понятия не имею. Я до сих пор не могу толком подсчитать, сколько лет утке, – сказала Клара.
И в этот момент Роза, шествующая на руках у Рут немного впереди, повернула голову на сто восемьдесят градусов и сердито посмотрела на них.
– Утиная дьяволица, – прошептал Габри. – Если она развернет голову на триста шестьдесят градусов, я убегу в горы.
Но Роза отвернулась от них и уютно устроилась на сгибе руки Рут. И заснула.
Либо она не интересовалась подъемом воды, либо ее это мало волновало.
Впрочем, подумала Клара, когда они вошли в бистро, утки умеют летать. А люди – нет.
Колеса прокручивались в густой грязи, и машину водило из стороны в сторону.
Весенняя оттепель снова принесла надежду и дорожную жижу. Наступил прекрасный грязный сезон.
– Стоп-стоп, – сказал Гамаш. – Arr^et [15] , – скомандовал он, когда Клутье в очередной раз нажала на газ.
И
Перед ними скользила назад патрульная машина Камерона. Прямо на них.
– Сдавайте назад, – сказал Гамаш. – Медленно.
Его голос звучал спокойно и ровно, хотя он видел, что машина Камерона прибавляет скорость на крутом склоне.
– Вы должны… – начал он.
– Я знаю, знаю.
15
Остановка (фр.).
Клутье переключила рукоятку на задний ход и прикоснулась к педали газа. Гамаш напрягся, наблюдая за приближающейся машиной Камерона, пока Клутье держала ногу на педали и их машина набирала скорость.
Когда полицейские машины встретились, раздался негромкий удар. Клутье умело придерживала тормоза, и обе машины теряли скорость, пока не остановились на обочине.
Она идеально осуществила маневр. Гамаш сомневался, что у него могло получиться так же.
– Великолепно, – сказал он и увидел улыбку на ее лице.
– Пожалуйста, не просите меня повторить.
Он рассмеялся:
– Поверьте мне, агент Клутье, если потребуется еще раз сделать что-либо подобное, я в первую очередь обращусь к вам.
Камерон вышел наружу и заскользил к ним, держась за машины. Наконец он остановился у окна Гамаша:
– Это было здорово. Merci. – Он наклонился и посмотрел на Гамаша. – Что теперь?
– Теперь, – сказал Гамаш, хватая шапку и перчатки, – мы пойдем пешком.
Клутье взглянула вверх по склону:
– До их дома не меньше километра.
– Тогда нам лучше поспешить, – сказал Гамаш.
Он вышел из машины и огляделся.
Пухлые апрельские снежинки перестали падать с неба, воздух был прохладный и свежий. Гамаш сделал глубокий вдох, ощутил сладковатый запах сосен, и прелых листьев, и дорожной жижи.
И услышал…
– Что это? – спросила Клутье, наклонив голову к плечу.
– Река, – ответил Камерон. – Вероятно, лед тронулся. Начался весенний паводок.
Гамаш повернулся на звук, исходящий из леса. Вода устремлялась вниз по склону холма. Звук в сельском Квебеке такой же привычный, как звук сирен в городе.
Сегодня утром, когда он выезжал из Трех Сосен в Монреаль, все было тихо. Если не считать легкого шороха, с каким громадные снежные хлопья падали на деревья, дома и автомобили.
Но за это время что-то сломалось, что-то проснулось. Что-то отнюдь не тихое.
Гамаш сделал еще один глубокий вдох, но уже с меньшим удовольствием.
Весной, с потеплением, много чего просыпалось. Медведи. Бурундуки. Скунсы и еноты. И реки.
Они пробуждались к жизни.
Мало что было мощнее, или разрушительнее, или ужаснее, чем голодный медведь или река в половодье.