Очень храбрый человек
Шрифт:
– Ее имя?
– Вивьен. Вивьен Годен.
Бовуар записал.
– А мужа?
– Карл Трейси.
Если Вивьен Годен и в самом деле пропала, то случилось что-то плохое и нельзя было терять время.
К сожалению, Клутье была практически здешним инспектором Клузо. Она не нашла бы эту женщину, даже если бы стояла рядом с ней в очереди за кофе с двойным молоком и сахаром в «Тим Хортонс».
Нет, никто бы не назвал Клутье идиоткой, просто следовательская работа не была ее сильной стороной. Не ради этого
Бовуар быстро обвел взглядом полицейских за столом. Все они были по горло заняты активным расследованием убийств. Убийств, которые действительно были совершены, и убийц нужно было найти. Безотлагательно.
Его глаза остановились на единственном полицейском, который пока не имел задания.
«Господи, – подумал Бовуар, – неужели я и в самом деле сделаю это с ним?»
– Не могли бы вы поработать с агентом Клутье и посмотреть, что там случилось? Всего один день?
– С удовольствием, – ответил старший инспектор Гамаш.
Глава четвертая
– Прошу прощения, – произнес Бовуар вполголоса, когда совещание закончилось.
– За что?
– Вы знаете за что. – Бовуар кивком показал на Клутье, сидевшую за своим столом. – С первого дня работы в нашем отделе она мечтала написать заявление о переводе.
– Оружие ей не выдавали? – спросил Гамаш.
– Вы шутите?
– Она хорошо работает? – спросил Гамаш.
В конце концов, это он принял решение перевести сотрудника канцелярии в отдел по расследованию убийств.
– Вообще-то, если не выпускать ее на улицу и держать подальше от граждан и острых предметов, то да, хорошо.
– Рад слышать это.
Гамаш пристально посмотрел на агента Клутье, которая сидела за своим столом, уставившись в пространство. Он попытался понять, о чем она думает, но, судя по выражению ее лица, она была парализована собственной неуверенностью.
– Noli timere, – с ухмылкой сказал Бовуар.
– Ха. Что ж, может быть, немного timere, – признал Гамаш.
Размышляя об агенте Клутье, он вспомнил ее вопрос:
«Как бы вы себя чувствовали?..»
Как бы он себя чувствовал, если бы его дочь, взрослая женщина, замужняя женщина, пропала на полтора дня?
Он бы с ума сходил. Он бы надеялся и молился, чтобы кто-нибудь уделил этому внимание. Чтобы кто-нибудь помог.
В настойчивости агента Клутье была изрядная доля мужества. В ее вопросе слышалось участие.
И то и другое было крайне ценно, сказал он себе, наблюдая за тем, как она уронила со стола телефон. В корзинку с мусором.
Агент Клутье нервничала, это было очевидно. Из-за пропавшей молодой женщины? Из-за того, что будет работать с Гамашем? Из-за возможной неудачи? Или есть другая причина?
– Я распорядился принести в кабинет еще один стол, – сказал Бовуар.
Он чуть было не сказал «в мой кабинет», но успел
– Merci. Я благодарен за твою заботу, но мне бы хотелось сидеть вместе со всеми.
– Правда? – Бовуар огляделся.
Столы в общей комнате стояли по два, лицом друг к другу. Некоторые выглядели аккуратными, другие были завалены документами. Какие-то обладали индивидуальностью благодаря семейным фотографиям и реликвиям. Другие были стерильными.
Гамаш проследил за взглядом Бовуара. Прошли годы, десятилетия с тех пор, когда он сидел в открытом общем пространстве. За столом, как и все остальные.
Такой же следователь, как и любой другой.
Он не испытывал ни малейшего унижения, хотя предложение делалось ему именно с этой целью – унизить его. Он чувствовал себя вполне в своей тарелке. Очень даже в своей. Начальствовал кто-то другой, а он мог заняться конкретной работой.
– Если ты не против, я займу тот стол. – Он показал на пустой стол напротив Клутье.
– Он весь ваш, – сказал Бовуар, обнимая Гамаша за плечи. – Если что-то понадобится или просто захочется поговорить, моя дверь всегда открыта.
Видимо, такими же словами он встречал молодых новобранцев.
– Когда, ты говоришь, у тебя последний день?
Бовуар рассмеялся:
– Хорошо, что вы вернулись. Сэр.
Гамаш сделал глубокий вдох. Здесь пахло потом. Кофейной гущей, пригоревшей ко дну стеклянного чайника. И так день за днем. Год за годом.
Разумному человеку могло показаться, что в отделе, расследующем убийства, никто так и не научится выключать чайник. Или мыть его.
Здесь пахло папками и бумагами. И ногами.
Здесь витал знакомый запах.
Когда взволнованный агент Гамаш вошел сюда в свой первый день в отделе по расследованию убийств, тут стоял дикий шум. Агенты кричали что-то друг другу. Звонили телефоны. Трещали пишущие машинки.
Теперь голоса звучали приглушенно, мягко позванивали сотовые, тихонько постукивали клавиатуры компьютеров.
Plus ca change, plus c’est la m^eme chose.
Чем больше перемен, тем больше все идет по-прежнему.
Технологии изменились, но работа осталась все той же.
Убийцы по-прежнему убивали, а агенты полиции по-прежнему их искали и находили.
Только сейчас понял Гамаш, как сильно тосковал он по всему этому в глубине души.
По мосту Шамплена они переправились с острова Монреаль на южный берег.
Гамаш сидел на пассажирском сиденье, Клутье – за рулем. Река Святого Лаврентия, текущая под мостом, была забита расколотым льдом – весеннее таяние делало свое дело. Реки по всему Квебеку замерзали и таяли, потом снова замерзали. Возникали массивные ледяные заторы. Рекам, разбухшим от тающего снега и апрельских дождей, некуда было деваться. Разве что выйти из берегов.