Очень полезная книга

Федотова Юлия Викторовна

Обрамляли площадь высокие, аж в пять этажей, здания очень помпезной архитектуры — с колоннадами, арками и совершенно безумной лепниной, изображающей непонятно что, но рождающей ассоциации откровенно физиологического свойства. А впереди высился он — прости господи, замок! Тут уж ни о какой архитектуре речи вообще не шло. Мало того что сооружение выглядело так, будто составляли его детали конструктора из разных, не подходящих друг к другу наборов. Вдобавок к своему откровенному безобразию оно возвышалось над площадью на шести колоссальных куриных ногах, — видно, не давали господину Мастеру покоя лавры Бабушки-яги! Причем ноги эти были не из камня высечены и не из железа отлиты, а самые что ни на есть настоящие, из

плоти и крови. Замок то топтался на месте, то зябко поджимал одну из лап, то принимался увлеченно ковырять гранит мостовой полуметровыми когтями, выворачивая целые плиты. Иван почувствовал раздражение: вот зараза, кто-то ведь старался, мостил… Он невольно воспринимал замок как живое существо, хотелось прогнать его прочь, чтобы не пакостил.

— Проходим, любезные, проходим, не толпимся! В замок, в замок, вас уже ждут! — К кучке оробевших гемгизских поэтов подлетел изящный кавалер в не по-зимнему легком камзоле и при сабельке. — И вас, господа, прошу! — Последнее приглашение вкупе с изысканным придворным поклоном было адресовано нашим спутникам. Кьетт поклонился в ответ ничуть не хуже, Иван с Влеком — как уж получилось.

До замка было шагов пятьдесят в длину и метра три вверх. В сопровождении кавалера поэты приблизились к нему и замерли в растерянности: во-первых, неясно было, как взобраться на такую высоту; во-вторых, вызывали опасение страшные ноги — вдруг они лягаются? Но кавалер смело вышел вперед… и Иван поймал себя на том, что ожидает услышать традиционное «стань к лесу задом, ко мне передом». Но ничего подобного кавалер говорить не стал, просто крикнул: «Эй!» — и навстречу ему прямо из стены замка выросла узкая, явно не парадная лестница, и дверь образовалась двустворчатая, но невысокая и небогатая. Однако в тот момент, когда подниматься стали «господа», и лестница вдруг расширилась, превратившись в изящное крыльцо, и дверь раздалась, похорошела за счет филенок и кованых украшений.

Уже на ее пороге Иван обернулся — захотелось взглянуть на площадь с высоты — и заметил краем глаза, как в том месте, где недавно был их портал, что-то вновь сверкнуло в сгустившихся сумерках… Или это ему опять показалось? Но задерживаться и проверять времени не было.

Внутри замок оказался ничуть не лучше, чем снаружи. Пожалуй, даже хуже. Только самое больное воображение могло создать подобный «интерьер». Во-первых, изнутри сходство замка с живым существом, точнее, с внутренностями живого существа увеличивалось многократно. Скругляющиеся стены, пол и потолок длинных коридоров-галерей были сложены странным эластичным веществом мясного цвета и кольчатой структуры — ни дать ни взять гигантская кишка. Она еще и пульсировала — редко, едва заметно, но все равно противно. Оконные и дверные проемы, забранные тяжелыми бархатными занавесями, казались дырами в живой плоти; на каскадные люстры, свисающие с мощных крюков, было тошно смотреть. На золотую, а потому невероятно тяжелую мебель — шкафы с драгоценной посудой и драгоценными же книгами, диванчики на гнутых ножках, столики для карточной игры — тоже, потому что под весом всего этого великолепия заметно прогибался пол, и казалось, что ему, полу, должно быть больно.

Еще очень действовали на нервы портреты, перемигивающиеся и ухмыляющиеся в лучших традициях «Гарри Поттера». «Ну и не оригинально!» — раздраженно подумал Иван. Ему очень захотелось плюнуть в декольтированную даму с мушкой, но он смог сдержать дурной порыв.

А когда на одной из стен вдруг появилось странное округлое выпячивание полуметрового диаметра, на глазах превратившееся в нарост-бородавку, затем окончательно отпочковавшееся, отрастившее пару ножек и умчавшееся по коридору прочь, одному из поэтов стало дурно.

— Ничего страшного, любезные, — скучающе пояснил провожатый, — это всего лишь новая пристройка к кухне, просто она еще молоденькая совсем.

Скоро подрастет. Должны же вы где-то ночевать… О, разумеется, господа, к вам это не относится, для вас приготовлены покои в центральном крыле! Позвольте вас проводить! — Он снова расшаркался и хлопнул в ладоши. Откуда-то из-за поворота «кишки» возник заспанный слуга в ливрее. — Отведи этих! — отрывисто приказал кавалер, кивая на гемгизцев. — А вас, господа, прошу! Надеюсь, вам будет удобно в общих покоях? Или приказать, чтобы каждому отвели отдельную комнату?

— Не стоит беспокоиться, — отказался Кьетт за всех. — Нам будет очень удобно, мы давно путешествуем вместе.

Покои Ивану понравились немногим более коридора. Хотя стены в них были с виду нормальными, обшитыми дубовыми панелями, не оставляла мысль: а там, под деревом, что? Не живое ли тело, гвоздями утыканное? Еще в помещении почему-то не оказалось окон, Кьетт и Болимс не нашли в том ничего подозрительного, но у Ивана возникло ощущение ловушки. «Не знал, что ты склонен к клаустрофобии», — хихикнул нолькр, и Иван не нашел что ему ответить. Он и сам этого раньше за собой не замечал. Может быть, потому, что прежде ему не приходилось проникать в чужое жилье с целью ограбления?

Но если отвлечься от неприятных деталей и подозрений, он не мог не признать, что комнату им предоставили роскошную, изысканно обставленную. В ней была темная мебель из драгоценных пород дерева, украшенная искусной резьбой, гобелены, бархатные занавеси и шелковые покрывала в приглушенных тонах, длинноворсные ковры, канделябры красивой ковки. И три кровати такой ширины, что на каждой можно было улечься поперек.

Что они и сделали незамедлительно — улеглись. Слишком утомительным выдался день, потянуло в сон. Но тут явились слуги с подносами, и аппетитные запахи жареного мяса, свежего хлеба, экзотических специй и теплого вина напомнили «злоумышленникам», что у них с самого утра маковой росинки во рту не было. Со сном пришлось повременить.

— Черт возьми, — посетовал Иван, расправляясь с индейкой, — нас здесь так хорошо принимают — стыдно будет… — Тут он осекся, предположив, что если у этого странного замка есть ноги, так, может, и уши имеются там, где их меньше всего ожидаешь. Поэтому конец фразы прозвучал нарочито громко. — …Стыдно будет, если господина Мастера не порадуют наши стихи.

Кьетт на это хихикнул, он очень сомневался, что его «насекомая» баллада способна порадовать хоть кого-то. А Иван продолжал:

— Кстати! Не могу понять, почему нас отделили от остальных поэтов? Поселили так шикарно, в настоящую комнату, а не в пузырь на ножках. Кормят опять же… Чем мы такие особенные?

— Ну как же? — Вопрос его Кьетта удивил. — Они простые, мы благородные — так принято.

Тут уж настал черед Ивана удивляться.

— А с чего они решили, что благородные мы? Неужели из-за гемгизских тряпок? — Новый костюм не переставал его раздражать.

— При чем тут тряпки-то? Да и не тряпки вовсе, хорошая одежда… но и она ни при чем. Это же всегда видно, какого происхождения существо.

— Каким образом? На лбу, что ли, написано?

— Не на лбу, а видно. Просто ты в магии совершенно не сведущ. А опытный наблюдатель сразу отличит простого человека от благородного. С первого взгляда.

— Так, значит, ты у нас из аристократов? А говорил — сирота от рождения!

— Ну и что? Сирота, я правду сказал. Но это не мешало моему отцу в свое время родиться альденкваром.

«Ландграфом», — понял Иван и восхитился:

— Так что же, теперь ты тоже альденквар?

— Чисто по происхождению, — равнодушно пояснил Кьетт. — На самом деле это ничего не значит. Потому что от всех наших владений осталась одна выжженная пустыня, покрытая черной стеклянной коркой. Золота-то не водилось в наших краях…