Очень прекрасный принц
Шрифт:
Этот вопрос следовало изучить.
Дин, конечно, не пришёл в восторг от необходимости отдать племянника или племянницу на опыты. Да, всем понятно, что ничего по-настоящему плохого с младенцем не сделают. Мы же не уроды какие-то! Но дети у нас рождаются крайне редко, потому инстинкт защиты потомства очень силён. Так что, как бы я ни хотел поделиться с отцом новой информацией, но решил дать Дину и его брату с женой время всё осмыслить.
Немного времени.
Когда этот тяжёлый разговор был окончен, Дин ушёл обхаживать свою Марджану и наверняка отлично проводил время. Рой
Именно там застал меня вернувшийся вестник.
Дайяна Гохорд прислала свой ответ.
Была она лаконична.
“Я не зачаровывала вас, — сказала ледяная птица её голосом. — Днём перед нашей совместной ночью, во время выхода в город я получила фоморьи чары, которые должны были помочь мне вам понравиться. Их наложила какая-то девица из Тавельни, предложившая свои услуги. Но это — всё. Я не приобретала в Тавельни никаких приворотов. Я была там, потому что…”
Я слушал историю Дайяны, вслушиваясь в интонации и полутона. Было в её рассказе несколько едва заметных заминок, но в целом я готов был поставить, что она говорила правду. Наложить фоморьи чары перед нашей с ней ночью? Логично, ведь тогда её уже не проверяли. Всё сходится. Поездка в Тавельни… Какой ненормальный потащит свою полумёртвую дочь через море, чтобы не было слухов? Могла ли мамаша Гохорд так рискнуть здоровьем ребёнка ради репутации? Исходя из того, что я знаю о старой аристократии в целом и о Гохордах в частности — запросто.
Кошмар, если быть откровенным.
Но всё же. Почему я не заметил этого в Дайяне сразу? Печали, боли? Потеря возлюбленного, нерождённого ребёнка, болезнь — всё это тяжкие испытания. Впрочем… Может, я не хотел замечать? В ней с первого дня был какой-то надлом, странная грусть, как будто… с чем бы сравнить?... Как будто её кожа ей натирала. Уж мне, примерившему за жизнь экстраординарное количество масок, прекрасно известно, как это бывает.
А ведь Дайяна — хорошая актриса. Все дети, выросшие с жестокими и строгими родителями, рано или поздно приобретают этот навык.
Я поморщился. Казалось бы, мне тут не в чем обвинять себя: я не недотёпа Бэннард Финн, который позволил, чтобы с его девушкой такое случилось; я не её ублюдочные родители, которым плевать на собственное дитя; я не знал о том, что с ней произошло, в конечном итоге. Скажи она, хоть намекни, и я вёл бы себя иначе. Казалось бы, с чего мне чувствовать себя виноватым? Но...
Мне почему-то вспомнилась та бедняжка, которой дали глотнуть стеклянной пыли. И Дайяна, которая пережила такой вот ужас. И мне пришла в голову отвратная по своей сути мысль: интересно, а сколько девушек пострадало, вольно или невольно, в борьбе за меня, такого якобы прекрасного принца?..
Это были паршивые мысли, горькие и мерзкие. Я постарался отвлечься от них, снова задумавшись о ситуации с премьер-министром Тавельни. Неплохо было бы нам с ним обсудить, например, лорда Гохорда. Понятное дело, что никто не станет рвать дипломатические отношения с Тавельни из-за такой малости. Да и премьер этот нам,
Всё так. Но за историю с Гохордами с премьера всё-таки стоило стрясти парочку преференций. Я обдумывал, как бы обустроить нашу встречу и правильно разыграть выпавшие на руки карты…
Но судьба всё решила за меня.
*
На следующее утро меня разбудил сотрудник посольства. Понятное дело, что проснулся я, как только он начал подниматься по лестнице (драконий принц я или где?), так что врасплох это меня не застало. Вопрос в другом: меня не стали бы будить без очень, очень хорошего повода.
И, увидев на пороге оборотня со стопкой утренних газет в руках, я понял: кажется, нам предстоит информационная война.
Я бегло просмотрел публикации в газетах. Под раздачу попала Марджана Лофф, которую обвиняли во всех грехах. В том числе ей вменяли оргию с тремя иностранными студентами. Имён не упоминали — до поры. Но я ни секунды не сомневался, что подразумеваемся мы с побратимами.
Какая у нас, оказывается, насыщенная личная жизнь.
В целом, статьи были подчёркнуто политическими. Там было много мыслей о том, что фоморам нельзя занимать общественные должности, о том, что “Тавельни для людей”, мелькала критика политики премьера. Открытых инсинуаций против Драконьей Империи не было, но сам тон статей не оставлял простора для фантазии: нелюдям не рады в стране людей.
И Марджана Лофф, как чуть ли не единственная фомора в Тавельни, состоящая на официальной должности, стала отличной мишенью для дискредитации. Как сказала бы сестрёнка, ничего нового под этим солнцем.
— Ты это видел?! — Дин возник на пороге комнаты, и глаза его напоминали озёра ртути.
Хоть бы не сорвался.
— Видел, — ответил я холодно. — И собираюсь разобраться с этим.
— Как? — тряхнул головой Дин. — Мы в Вел-Лерии. Это не наша территория.
Я жёстко улыбнулся.
— Ничего. Местный премьер, как ты заметил, кое-что задолжал лично мне… Я собираюсь затребовать долг назад.
Дин нахмурился.
— У твоей семьи могут быть на этот счёт свои планы.
Я внимательно посмотрел на своего побратима и в который раз подумал: насколько же мне повезло с теми, кто будет прикрывать мне спину.
Он влюблён в Марджану Лофф. Зная Дина, я бы сказал, что без памяти влюблён. Но он всё равно просчитывает, как попытки ей помочь отразятся на мне.
Такие вещи нужно уметь ценить.
— Скорее всего, моя семья будет недовольна, — сказал я. — Но Гохорды нанесли оскорбление мне лично. Я в любом случае хотел поболтать с тавельнским премьером об этом и стребовать что-то для себя; и, раз уж появился такой чудный повод, то почему бы и не да?
Дин внимательно посмотрел на меня.
— Спасибо, — сказал он.
Ну нет, так мы утонем в соплях.
— Спасибо? — фыркнул я. — Ты думаешь, я это для тебя делаю? Жди! Я, может, хочу Марджану у тебя увести. А то ты сильно счастливый ходишь. Бесишь!