Очень прекрасный принц

Чернышова Алиса

Мне захотелось плакать.

— Но я же… я не могу просто взять и выйти…

— Почему? — недоумевало это простодушное существо.

— У меня нет человеческого лица! — крикнула я.

— Ну, может. Так ты и не человек! Выходи в нечеловеческом. Я, конечно, говорил, что ты — пернатая глиста. Но должен признать: ты — весьма симпатичная пернатая глиста. И гребни у тебя красивые, радужные. Так что никаких проблем!

Никаких проблем… Я медленно покачала головой, стараясь сдержать слёзы.

— Я буду у себя.

— Конечно, милая, — сказала

тётя Ленна чуть встревоженно. — Я принесу тебе вкусненького.

Я только и сумела, что выдавить из себя жалкое подобие улыбки. Показаться семье в нечеловеческом обличье? Носить его постоянно? Это… пугающе. Но ради ребёнка… так и быть.

Войдя в комнату, я стянула с себя человеческий облик, будто он был костюмом не по размеру. Оказалось это на удивление тяжело, будто во мне было действительно мало сил для подобных превращений. Эх, что бы я делала без Глубоководного и его советов? Свернувшись на кровати, я прикрыла глаза.

Всё будет хорошо.

*

“Марджана Лофф оказалась парой дракона!”

“Великая история любви!”

“Марджана Лофф показала свою метку парности!”

Я сидела и отсутствующим взглядом таращилась на заголовки газет. Когти мои царапали покрывало, оставляя уродливые дыры.

Изображение изящной метки, опоясывающей предплечье Марджаны Лофф, я изодрала в клочья, задыхаясь от ненависти и слёз.

Значит, иногда фоморы-полукровки всё же становятся парой дракона, всё же получают метки. И конечно же, обязательно это должна быть идеальная Марджана Лофф! Кто же ещё?! Одно-единственное облегчение: по крайней мере, она не оказалась парой Или. Этого я бы точно не вынесла. Глупая, завистливая я…

— Ма шери, ну разве можно звучать так громко, сердито и грустно? Особенно в твоём положении?

— Папа, — у меня задрожали губы. — Я такая… глупая, завистливая и слабая!

Он покачал головой, присел рядом и осторожно погладил перья у меня на щеке.

— К чему это странное самоуничижение, ма шери? Мы оба знаем прекрасно, что это неправда.

Я всхлипнула и прижалась к нему в едином порыве, вдыхая знакомый запах.

— Я чувствую себя именно такой, папа. Слабой, лживой, ни на что не годной. А что хуже того, завистливой и мелочной. Даже музыка не приносит больше того утешения, какое я ищу. Мне мерзко от самой себя…

— Ма шери, — папа Буджо осторожно прижал меня к себе, — любое мыслящее существо подобно мелодии. Оно не может всегда оставаться в одном тоне, в одном звучании — это просто не имеет смысла. Высший звук не имеет смысла без низшего. У всех у нас бывают моменты слабости, тревоги, ревности, когда личный ритм звучит не так, как нам хотелось бы в идеальном представлении о нас самих. Тем не менее, мы не можем быть идеальными. Без несовершенства у нас не было бы музыки.

— Идеальными нет, но…

— Ма шери. За каких-то полгода ты едва не погибла, потеряла всё,

взвалила на свои плечи огромную ношу, работала, не переставая. Ты отказалась от своей любви. Ты заперта в своей комнате, как в клетке. Ты ревнуешь. И поверь, это чувства, которые так или иначе знакомы каждому. Да, это пройдёт. Да, завтра или через неделю ты проснёшься и снова поймаешь свою высшую октаву. Но не спеши корить себя за слабость — ты имеешь на неё полное право.

— Спасибо, — шепнула я, прикрыв глаза.

— Сыграть тебе, милая?

— Да. Только… не рояль и не скрипка.

— То есть, ничего банального, моя дорогая? Поддержу, пожалуй. А что ты сказала бы о волынке?

От удивления я даже забыла, что грустила.

— Волынка… А откуда?..

— Прикупил недавно. Подумал, что это будет весело. Попробуем вместе?

Губы мои дрогнули в улыбке.

— Да, папа. Мы попробуем.

И на сердце у меня мгновенно стало легче.

Да, я слаба. Я разрываюсь между любовью и здравым смыслом, между человеческим и фоморьим, между тем, кто я есть, и тем, кем я хотела бы быть.

Но, возможно, иногда нужно позволять себе это. Быть слабой.

Иначе никак.

*

Я провела следующие дни в комнате. Училась играть на волынке. Музыкальная магия, конечно, давала мне некоторую власть над инструментом, но всё же практика ещё никому не вредила.

Столицу сотрясали какие-то неведомые скандалы, кажется, случилось наводнение в портовом квартале… но я не позволяла себе об этом задумываться. Принц там или нет, но есть кое-кто, о ком мне теперь нужно заботиться. И едва ли ему пойдёт на пользу моё постоянное нервное напряжение. Мне не надо было охотиться (энергией со мной делился Глубоководный), так что я впервые за последние полгода позволила себе просто расслабиться и отдохнуть. И только тогда осознала, насколько на самом деле устала.

Наверное, иногда этого не осознаёшь, пока не остановишься.

Спустя какое-то количество дней, когда моя игра на волынке перестала казаться натужной и чуть грязноватой, в комнату поднялась тётя Ленна.

— Принц уехал, — сказала она.

И я даже не расплакалась, только грустно улыбнулась.

Что же, это к лучшему: меньше соблазнов. Теперь мы оба будем там, где должны быть.

40

Или Ледяной

*

— Мне не нравится плавать, — сказал жирный серый кот, воинственно распушив свой огромный хвост. — У меня аллергия на воду. 

— А у меня аллергия на котов. Давай я выброшу тебя за борт, и ты поплывёшь следом?

Комок шерсти посмотрел на меня крайне подозрительно.

— Врёшь ты всё, — протянул он. — У драконов не бывает аллергии. 

— А я, может, необычный дракон, — сказал я.

— Угу, на всю голову необычный… — пробормотал кот. — Скажи честно: весь интеллект в вашей семье достался сестрёнке?