Очень смертельное оружие

Волкова Ирина Борисовна

– Но ведь и ты рассказываешь мне далеко не все, – усмехнулся Ляо. – Вряд ли нам стоит затевать дискуссию по поводу взаимной откровенности. Прием в честь праздника Балигиа назначен на субботу. Сделай мне одолжение, постарайся за оставшиеся два дня никого не убить.

* * *

– Где это ты пропадаешь целыми днями? – недовольно поинтересовалась Адела.

– Вчера я каталась на лодке со Стивом, – объяснила я.

– Ты каталась на лодке с моим греком?

– А

что в этом такого? Ты же сама променяла его на американца.

– Да ладно, это я так. Пользуйся на здоровье. Для любимой подруги мне ничего не жалко. Ну и как он?

– В каком смысле?

– Не прикидывайся. Ты меня прекрасно понимаешь.

– Никак. Мы просто купались, загорали и разговаривали.

– И только?

– И только.

– Жаль.

– Чего?

– Печальная ошибка природы. Такой красивый парень – и импотент.

– С чего ты взяла, что он импотент?

– Со мной он тоже только разговаривал.

Судя по сообщениям, периодически мелькавшим в российской прессе, импотентом Сергей Адасов не был, скорее наоборот. Подружек у него было много, но даже не потому, что он привык менять их как перчатки. Причина подобной текучести кадров была несколько иная. Не имея возможности добраться до неуловимого киллера, кореша его жертв отыгрывались на любовницах Шакала.

С навязчивой регулярностью Сережиных дам душили, четвертовали, расплющивали под прессом, поджаривали заживо, замуровывали в стенах и растворяли в кислоте. Журналисты млели от восторга, смакуя кровавые подробности и рассуждая о том, что сколько веревочке ни виться, а конец будет. Тот еще конец.

Неудивительно, что после всего этого Шакал не жаждет новых романов. У киллеров тоже нервы не железные, и импотенция тут ни при чем.

На всякий случай я решила не обсуждать с подругой вопрос о сексуальных возможностях Стива. Пусть считает его импотентом. Чем дальше она будет держаться от Сергея Адасова, тем меньше мне придется за нее беспокоиться.

– Представляешь, Йошинори пригласил меня на праздник Балигиа во дворец раджей Карангасема, – сменила тему я.

– Ты все еще встречаешься со своим Сукихуюси? – удивленно вскинула брови Адела.

– Сукиебуси, – поправила я.

– И когда он тебя пригласил?

– Вчера ночью, после того, как я вернулась с прогулки со Стивом.

– То есть днем ты гуляла с греком, а ночь провела с Сучкихренуси? – уточнила подруга.

– Не говори глупостей. Мы просто поговорили немного, он пригласил меня на праздник – вот и все. Кроме того, его фамилия Сукиебуси.

– Понятно, – многозначительно кивнула Адела.

– Что тебе понятно?

– Критический возраст.

– Что? – вытаращилась на подругу я.

– Ты не расстраивайся, все мы через это проходим, – покровительственно похлопала меня по плечу Адела.

– Какой еще критический возраст?

– Как бы тебе объяснить? В этот период женщина без видимой причины резко

меняет свое поведение. Сначала она, например, рассуждает о здоровом образе жизни, об одиноких прогулках у моря, дает себе слово целыми днями работать, а потом вдруг срывается с цепи и целыми днями пропадает неизвестно где в обществе разных мужчин.

– Ну ты даешь! – восхитилась я.

– А разве я не права? – пожала плечами подруга.

– В таком случае для тебя критический возраст начался с первого посещения детского сада!

– Не обижайся, – покровительственно потрепала меня по плечу Адела. – Со всеми нами рано или поздно случается нечто подобное. Относись к этому философски. Главное – ни о чем беспокойся и не забивай себе голову вопросами морали. На меня ты всегда можешь положиться. Можешь быть уверена, что я ничего не скажу Бобчику.

– Ты ничего не скажешь Бобчику?! – опешила я. – А он-то тут при чем? Ведь это ты его подружка, а не я. Какое Бобчику дело, где я гуляю и с кем? Ведь это я должна за тобой присматривать.

– Именно поэтому я ничего и не скажу Бобчику, – лукаво подмигнула мне Адела. – Пусть продолжает считать тебя разумной и добродетельной. Если он узнает правду, то перестанет отпускать нас вместе на отдых. Ты ведь не хочешь, чтобы это случилось?

– Не хочу, – со вздохом подтвердила я.

Критический возраст так критический возраст. Пусть думает что хочет. Не рассказывать же ей, в самом деле, во что я ввязалась! За три дня шесть трупов, а если считать девочку-фею, то даже семь! Не слишком ли? Приключения, конечно, хорошая вещь, но и с ними не стоит перебарщивать. Может, хватит с меня общения с киллерами и полицейскими? Расскажу все Аделе, соберем вещи, отправимся в аэропорт, сядем в первый попавшийся самолет……

Идея была заманчивой, но я понимала, что ничего подобного не сделаю. Не то чтобы мне слишком нравилось играть в детектива, скорее дело было в любопытстве. Мне безумно хотелось узнать, о чем арабы договаривались с индонезийским политиком, что нужно было от Марика Яше Мухомору и кем на самом деле был Марик. Мне было любопытно, удастся ли индонезийской оппозиции взорвать ли на острове Нуса-Пенида электромагнитную бомбу, и действительно ли Семен Тетерин спровоцировал гибель «конкорда». Вопросов накопилось слишком много.

«Вряд ли на Бали намного опаснее, чем в Москве, – мысленно успокаивала я себя. – Зато здесь тепло, красиво и интересно».

Пока я колебалась между благоразумием и любопытством, в голове у подруги продолжались мыслительные процессы.

– Значит, ты идешь на праздник во дворец раджей Карангасема, – задумчиво произнесла она.

Я кивнула.

– Наверное, это будет что-то сногсшибательное.

– Скорее всего. Йоши говорил, что на этом празднике соберется все высшее общество Индонезии.