Очень странные увлечения Ноя Гипнотика
Шрифт:
Только теперь я замечаю, что передо мной уже не та девчонка, с которой я разговаривал перед этим. Новая девчонка хлещет из одноразового пластикового стаканчика жидкость, по запаху похожую на неразбавленный виски. Она хихикает:
– Ты такой прикольный, Джаред.
– Какой Джаред?
Девица начинает истерически хохотать:
– Вот видишь? «Какой Джаред?» – Она взмахивает руками, и часть выпивки выплескивается на пол. – Ой, блин, как меня плющит… Ну и?
Вокруг кипят такие страсти, что я мог и потерять нить разговора.
– В
– Что ты сказал? – спрашивает она.
– Я вообще ничего не говорил!
Она снова хохочет, машет руками и снова проливает виски: девица совершенно пьяна. Кстати о выпивке: в следующий раз нужно прихватить сразу две бутылки, эта вишневая фигня просто офигенная.
– Давай, Джаред!
Очевидно, устав от разговоров, девица втаскивает меня в гущу танцующих, пятится, тычась задом мне в пах, танцует мимо ритма, а затем медленно и торжественно поднимает одноразовый стаканчик, веером выплескивая остатки содержимого на пол вокруг нас.
Я высматриваю Вэл или Алана в надежде на поддержку. Вэл нигде не видно. Алан, прислонившись к нагромождению динамиков, целуется с Леном Ковальски, теннисистом, который в прежние времена каждые вторые выходные забрасывал наш дом яйцами.
С другого конца комнаты мне улыбается незнакомая девушка. Она симпатичная и запоминается благодаря ярко-голубой косынке, стягивающей волосы.
– Джаред!
Я оглядываюсь на свою собеседницу:
– Чего? – Ладно, побуду Джаредом.
– Поехали в Ванкувер, – лепечет она прямо мне в лицо, и я различают аромат ее дыхания – головокружительная смесь сладкой кукурузы и древесного угля.
Я скидываю ее руку с шеи, попутно размышляя, как эта рука там вообще оказалась.
– А что там в Ванкувере?
Она хохочет, будто я остроумно пошутил, потом выкрикивает:
– Трава, чувак! – После чего поскальзывается в луже собственной выпивки и – опаньки, уже валяется на полу.
Играет следующая песня, свеженький трек Понтия Пилота, и вокруг начинается форменное буйство. Я стараюсь не вслушиваться, помогаю бедняге подняться и веду ее к дивану в соседней комнате.
– Т-ты… ты обалденно милый, – бормочет она, тыча пальцем мне в грудную клетку. – Мир такой ужасный, Джаред. Ужасный и поганый. А ты нет. Ты уж-жасно милый!
Я усаживаю девицу на диван, пристраиваю ее затылок на подушку и говорю первое, что приходит в голову, мою любимую цитату из книги «Мой год»:
– Может, мир не такой уж шматок дерьма.
– Шматок, – хихикает она и – бац, уже спит.
Выждав несколько минут и убедившись, что она дышит, я отправляюсь в храм еды и напитков, чтобы проверить на практике теорию Алана о катастрофическом действии четвертой бутылки «Урагана».
8. солнечный метод Филипа Пэриша
Понтий
После того концерта Понтий Пилот согласился поговорить о своем творческом методе у нас на факультативе продвинутого английского.
– Как ваше настоящее имя? – спросил его кто-то из ребят.
– Вообще-то, меня зовут Филип Пэриш, – ответил Понтий Пилот, – но псевдоним способствует развитию бренда. А для музыканта бренд – это всё.
– Не могли бы вы раскрыть свою мысль? – Мистер Таттл давно уже превратился в автомат, обреченный вечно анализировать концовку «Гроздьев гнева», декламировать «Макбета» и задавать вопросы, вроде «Не могли бы вы раскрыть свою мысль?».
Пэриш пожал плечами:
– Бренд представляет вас публике. Выделяет из толпы. И в конце концов, возможно, люди вспомнят ваш псевдоним и свяжут его с вашим творчеством. – Он указал пальцем на компьютер на столе мистера Таттла. – Яблоко с надкушенным боком. – Затем на банку «Пепси» мистера Таттла: – Синяя банка с красно-бело-голубым кругом.
– Но это предметы, а не люди, – возразил Алан.
В ответ Пэриш показал в мою сторону:
– Вот этот парень знает толк в бренде.
– Ной? – удивился кто-то.
– Он имеет в виду Боуи, – пояснила Вэл. (В прошлом году факультатив продвинутого английского был единственным уроком, куда мы ходили все втроем. Очевидно, школьный секретариат сделал выводы и больше не повторял ошибки.)
Пэриш кивнул и спросил у меня:
– Ты ведь ты не просто так носишь эту футболку? Ты знаешь, о чем я говорю, верно?
– О Дэвиде Роберте Джонсе, – ответил я.
Пэриш обратился к остальным:
– Хоть кто-нибудь из вас сумеет запомнить имя «Дэвид Роберт Джонс»? Возможно. Все-таки он совершил революцию в музыке, и далеко не только в музыке, так что не исключено. Но вы гляньте на эту футболку.
Весь класс повернулся ко мне и уставился на мой торс, на крупную надпись BOWIE и портрет самого Боуи под ней, с сигаретой, свисающей изо рта.
– Музыка, сексуальность, имидж, – продолжал Пэриш, – все это заключено в единственном, понятном каждому имени: Боуи.
Один из учеников поднял руку:
– А на ваш псевдоним вас вдохновил тот чувак из Библии?
– Вроде того, – ответил Пэриш, вдруг занервничав.
– Но ведь пишется по-другому, да?
Пэриш пожал плечами: