Очень странный факультет
Шрифт:
Вновь вскинула на нее взгляд и с недоверием уставилась.
– Какая еще доченька? Я вас впервые вижу, и вообще, что это за место?
Попыталась встать с кровати, но все помещение будто закружило вихрем и тело предательски рухнуло обратно, в пуховую перину и подушки.
– Мам… – Мальчишка тоже смотрел на происходящее с неверием и испугом. – Нам нужно позвать отца.
Женщина кивнула, и пацан скрылся за массивными деревянными дверьми.
Как я вообще тут оказалась? Зажмурившись, попыталась вспомнить о вчерашних
Магазин, подстава с деньгами, ночная дорога, яркий свет, удар и вот теперь это.
Но только где?
– Ты сильно ударилась головой, – снова обратилась женщина. – Возможно, у тебя потеря памяти? Эмма, давай поговорим. Сейчас придет отец и мы пошлем за доктором, тебе обязательно помогут.
Она говорила, не затыкаясь ни на минуту, будто пыталась успокоить. Проблема в том, что, к своему собственному удивлению, я не паниковала.
Мне хотелось разобраться, кто сходит с ума?
Я или мир вокруг.
Потому что мои руки не были похожи на мои, а эти царские палаты и одежда точно не подходили для сиротки из приюта.
Понимая абсурдность ситуации, принялась ощупывать собственное лицо, и женщина, называвшая меня доченькой, восприняла это по-своему:
– Твое личико не пострадало, милая, ты по-прежнему самая красивая девушка в графстве. Да, падение не прошло даром, но шишка на затылке до свадьбы заживет… – Она начала нести какую-то чушь про будущую свадьбу, а я только и могла, что трясти головой, пытаясь вспомнить произошедшее между вспышкой света и тем, как очутилась здесь.
– Зеркало! – потребовала я. – Тут есть зеркало?
Кажется, эти слова окончательно взбодрили собеседницу, она вспорхнула с места и бросилась к резному комоду, откуда извлекла зеркало на тонкой ручке.
– Конечно-конечно, милая. Вот, узнаю свою дочь, даже в такой ситуации всегда заботится о внешности. И какого лешего, спрашивается, ты полезла на эту лошадь? Вот, держи!
Зеркало в тонкой кованой оправе перекочевало в мои руки, кожу укололо холодом металла, а сердце пропустило удар, едва увидела свое отражение.
Замотала головой, попыталась зажмуриться.
– Я сплю… это все сон.
Даже ущипнула себя, ведь такого не бывает.
Из зеркальной глади на меня смотрела я, безусловно я. Но не та, которой была вчера, а как будто другой человек.
Кожа на лице стала ухоженной, идеально гладкой, алебастровой, как после фотошопа наяву, даже небольшой шрам над бровью, который отчетливо помню со вчерашнего дня, исчез.
Волосы – такие гладкие и блестящие, заплетенные в замысловатую прическу, с шаловливо свисающими локонами цвета золота. И все бы ничего, но два года назад я выкрасила свои в черный, а потом добавляла цветных прядей… Эти же локоны никогда не знали краски.
Пухлые губки – идеально очерченные природным цветом. Не искусаны, не обветрены, одним словом – ухожены.
И глаза… зеленые.
Вот тут самое
– Почему мои глаза зеленые? – единственное, что смогла произнести, я точно знала: у меня были карие.
– Что значит почему? Эмма, солнышко, ты ударилась головой. Давай ты поспишь…
Но спать не представилось возможным, потому что двери комнаты распахнулись и внутрь ураганом влетел мужчина.
Высокий, худой, с проседью на некогда темных волосах, и в одежде все того же восемнадцатого века.
Следом за ним показался мальчишка, который и запер двери.
– Если об этом узнают слуги, Мишель, – первое, что услышала я от мужчины в сторону мальчишки, – если твои догадки верны! Это катастрофа! Наша семья не вынесет этого позора!
Мужчина бросился к кровати, будто коршун нависая надо мной.
Невольно вжалась в подушку и выставила вперед руки.
– Эй, вы что себе позволяете! Отойдите, немедленно!
– Помолчи! – рявкнул он, и я застыла. Вот теперь стало страшно.
Глаза этого взрослого мужчины, годящегося мне по всем прикидкам в отцы, были такими же, как у меня – зелеными.
– Что последнее ты помнишь? – прямо задал он вопрос.
С опаской заелозила по перине, очень хотелось провалиться сквозь нее. Взгляд заметался по комнате в поисках поддержки хоть откуда-то.
– Станислав! – К мужчине подлетела женщина, повисая на рукаве и пытаясь отвести подальше. – Эмма ударилась, зачем же ее пугать? Давай она отдохнет… а завтра вы спокойно поговорите…
Но тот даже слушать не стал, выдернул руку и ткнул тонким длинным пальцем в мой лоб.
– У тебя есть единственный шанс рассказать сейчас все, дрянная девчонка. Если решила разыграть отца и мать, прикинувшись переселенкой, – процедил он, глядя в глаза, – то советую не ломать комедию и прекратить эту игру. Мне плевать, хочешь ты замуж или нет, это твой долг. А иначе…
Нервно сглотнула.
– Что иначе? – зачем-то переспросила, по-прежнему ничего не понимая до конца, впрочем, что бы там ни было, ни в какой «замуж» я точно не собиралась. – А вообще, хватит в меня тыкать. Я вас впервые в жизни вижу, мужчина!
Найдя в себе силы и смелость, скинула палец со своего лба и попыталась сесть ровнее.
Лицо мужчины вытянулось, будто не руку его убрала, а пощечиной треснула.
Женщина рядом с ним тоже притихла, а через мгновение принялась рыдать.
– Нет, Станислав. Это же наша Эмма, быть такого не может… ну сам посуди… Разве молния бьет дважды в одно и тоже место?
– Мам, давай выйдем. – Мальчишка, стоявший до сих пор молча, взял женщину за руку и настойчиво повел к двери.
Стоило остаться в комнате наедине со странным типом, как ощутила себя кроликом на разделочном столе у мясника. А именно – в очень большой опасности.