Очередное важное дело

Брукнер Анита

Он признался себе в том, что этот вечер оказался неудачным. Они с Саймондсом оба были несколько разочарованы встречей, Герц был рассеян, забывчив, невнимателен к гостю. Для него важнее была его собственная внутренняя драма. По крайней мере его абсурдное положение могло стимулировать дальнейшие размышления, которые могли в какой-то момент оказаться полезными. Некоторым из этих размышлений он был обязан письму Фанни, и даже в большей степени ее открытке, в которой ее характер читался яснее, чем когда-либо. В прошлом тот факт, что у них разные и даже противоположные характеры, его не удерживало. Теперь он чаще проявлял нетерпение, пожимал плечами, чего не позволял себе ни в юности, ни даже в зрелом возрасте. Ему больше не хотелось, чтобы

она просто была рядом: скорее напротив. Вместе они являли бы собой трогательную, но неверную картину бывших возлюбленных, соединенных тем самым минувшим временем, которое отняло у них всякую притягательность. Он слишком недавно узрел тех, кто пользуется расположением природы, чтобы думать иначе, и если по отношению к Фанни это было несправедливо, тут уж он ничем не мог помочь. Несправедливость — это тема детских споров. Процесс, в результате которого человек, несмотря на все свои старания, оказывается не у дел, гораздо темнее. И он не станет ясней, пока перед глазами есть такой непосредственный пример счастья. Тайные улыбки влюбленных обращают все мысли о достойной зрелости в бегство. Не было свидетельств того, что Фанни рассталась с убеждением, будто ей должны больше, чем она получила, и будто это несправедливо. И он еще вызвался выслушивать ее, разбираться за нее в этом лабиринте, в этой скверной путанице, восстанавливать ее чувство собственного достоинства, выражать восхищение ее стойкостью! Вот какую роль он написал для самого себя. Удивительно, что он пошел на такое безрассудство, которое опрокинет ожидания всех, и в первую очередь его собственные. Где это произойдет, больше не имело значения. Важно то, что это нужно сыграть, декларировать, пусть даже только для себя самого. Прежде всего для себя. Такое безрассудство будет красиво как acte gratuit, [6] без последствий. Именно последствия, сказал бы он любому молодому человеку, который согласился бы его слушать, портят всю потеху.

6

Немотивированное действие (франц.).

— А какие планы у вас, Бернард? — спросил он.

— Ох, я думаю, что в какой-то момент мы разойдемся. Возможно, даже в следующем месяце.

— С Элен?

— Да.

— А сейчас вы живете дома?

— О да. — Выражение лица его стало капризным.

— А другая ваша подружка?

— Ну, она тоже пока дома. Ее муж в Сингапуре по делам. Мы бы наверняка встречались, если бы Элен не настояла на том, что мы с ней все время должны быть вместе. Так что видимся мы редко. Не смотрите на меня так, Юлиус. Я вижу по вашему лицу, что вы меня осуждаете. Насколько я помню, вы на меня здорово напустились в прошлый раз.

— Да, и потом сожалел об этом. Просто в последние дни я стал как-то далек от мира. Как вы представляете себе ваше будущее?

— Я его вообще себе не представляю, вот в чем беда.

— Да, тут я могу вам посочувствовать. Мое будущее тоже в тумане.

— Не надо беспокоиться. Мне понадобится ваш новый адрес и телефон, разумеется. И еще я хотел бы знать сроки.

— Сроки чего?

— Ну, когда вы намерены возвратиться?

— А вы, стало быть, полагаете, что я вернусь?

— Почти наверняка. Мне очень жаль, Юлиус. Я не должен был обсуждать с вами свои неприятности.

— Я сам вас спросил.

— Просто вы всегда были таким хорошим слушателем.

«И вы тоже», — подумал Юлиус. Былых дружеских встреч, обмена опытом тоже больше не будет. Герц почувствовал знакомые признаки приближающейся одышки.

— Не пойти ли нам? — спросил он. — Вы, наверное, устали после рабочего дня.

Саймондс взглянул на него:

— Вам плохо? Вы что-то бледны.

— Все нормально. — Он заплатил по счету со всем самообладанием, какое ему удалось собрать. —

Не ждите, Бернард. Я тут еще немного задержусь.

— Ну смотрите.

Они расстались со смешанным чувством неподдельной привязанности и некоторого взаимного недовольства. Герц спокойно сидел, пока не смог нормально дышать.

— Что-нибудь еще, сэр?

— Проводите меня до такси, будьте так любезны.

Пожилой официант повел его к двери, поддерживая под локоть.

— Давно не видели вашу даму, — сказал он. — Такая славная женщина.

— Моя жена? Да, очень славная женщина. — Он протянул пятифунтовую банкноту. — Спасибо.

Ночь, во всяком случае та ее часть, которую видел Герц, была необычайно безмятежна. На Чилтерн-стрит было тихо. В окнах Софи не горел свет. Герц сознавал, как неловко он взбирается на тротуар, выходя из машины. К этому унижению он уже привык, как и ко многим другим. Он подумал о том, что у Господа Бога не все продумано: тело живет своей жизнью, и процессы, происходящие в нем, неумолимы. Ему хотелось только одного — добраться до кровати. Ночь, которая обычно всегда его утешала, в данном случае не справилась со своими обязанностями. Можно было бы попросить у врача успокоительное, если, конечно, это не повредит здоровью. Он пометил у себя в настольном календаре: записаться на прием. «Я ухожу в отпуск, — скажет он хмуро, оттого что это правда. — Не будете ли вы так любезны меня принять?»

— Мистер Герц, — сказал врач. — Поклонник Фрейда, если я правильно помню.

— Теперь уже не такой рьяный. Но в том, что касается снов, я с ним действительно согласен. В том, что они — проявление нашего желания. Или его отсутствия, — сказал он, с неохотой вспомнив свое самое недавнее толкование.

— Это точно. А теперь закатайте рукав, будьте добры.

Герц покорно вытянул бледную руку на столе. Из дальней комнаты доносился высокий бодрый голос медсестры, напомнивший ему о Джози. Он отметил, что акварель, которая ему так не понравилась, заменили на репродукцию «Подсолнухов» Ван Гога, причем такая же точно висела в приемной у его дантиста.

— Интересно, что у вас не висит чего-нибудь более подходящего, — сказал Герц. — Например, «Урок анатомии доктора Тульпа». [7] Это дало бы возможность поговорить о том, как далеко шагнула медицина со времен Рембрандта, о сканерах, о микрохирургии, о таблетках. Собственно говоря, я как раз по поводу таблеток. Видите ли, я скоро уезжаю…

— Одну минуточку, — сказал врач, оборачивая вокруг руки Герца манжету.

— Ой, извините.

7

Полотно Рембрандта ван Рейна.

— Очень высокое давление. Вы принимали лекарство?

— Ну, в последнее время нет.

— Вы должны принимать его каждый день.

— Да-да, я буду. И мне бы еще то лекарство, которое выписывал доктор Иордан. Я его не принимал, но в поездке…

— У вас бывают неприятные явления?

— Так, иногда. Небольшая одышка, ничего особенного.

— Я должен вас послушать.

Холодный стетоскоп прошелся по его груди, по спине. Герц надеялся, что его бедное неосторожное сердце будет вести себя смирно.

— Аритмия. Я бы хотел, чтобы вы прошли обследование.

— Разумеется, только после того, как вернусь. Видите ли, я завтра уезжаю.

— Хорошо, но договориться нужно заранее. Как долго вас не будет?

— Не могу сказать.

— Такими вещами пренебрегать нельзя.

Но Герц знал, что сердце — его союзник и не продлит его жизнь на больший срок, чем необходимо. А об остальном позаботится его выносливость.

— Придете на прием, как только вернетесь. Избегайте стрессов, это ваша задача номер один. Возможно, если вы начнете к этому серьезно относиться, будет лучше. Стрессы неизбежны. Ну хорошо, счастливо вам отдохнуть.