Очерк о родном крае
Шрифт:
Пригибаясь, подбежал Дима.
– Чего сидим?
– заорал он и пнул Марека в бедро.
– Пули ждем? Стрелять! Не давать уродам высунуться!
Он отобрал у него вторую 'муху'.
Мир гремел и взвизгивал. Мир крошился, осыпался Мареку на голову, вздыхал и вздрагивал, наливаясь утренним светом. Мир дробился на голоса и звуки, дергал изнутри и оглушал снаружи.
На одиночные выстрелы АК отзывались истеричные очереди винтовок М16. Кто-то из натовцев бросил гранату, и она, не долетев, едва не повалила одно из бетонных заграждений. В клубах дыма пропели осколки.
Марек
Ф-фух!
Что-то, перелетев, взорвалось метрах в двадцати за спиной, жаром дохнув в затылок. Краем глаза Марек выхватил радостный оскал Сергея.
– Вот суки, а?
Из ворот, взревев двигателем, выкатил 'Хамви' со стрелком на крыше и попытался сходу преодолеть бетонный лабиринт, но наехал колесом на одну из балок, остановился, стал сдавать назад.
Две 'мухи' устремились к нему одновременно. Пулеметчик дал испуганную очередь в небо и нырнул в салон. Выскочить вслед за водителем он не успел. От попаданий - в капот и в лобовое стекло - 'Хамви' подскочил, сел на ограждение брюхом, брызнул дверцами и стеклом. Что-то оглушительно грянуло в нем, разбросав кровь, части тела и языки пламени.
Автоматный огонь от базы усилился.
Дима, отбросив трубу гранатомета, присел с рацией. Марек сменил магазин. Сколько времени прошло? Час? Два? Наручные часы врали о шести минутах.
Пальцы скрючились.
– Справа смотри, - сказал ему Сергей.
Лоб его кровил, он слизывал текущие капли в уголке губы.
– Понял.
Марек несколько раз выстрелил в ползущие вдоль забора фигурки. Движение приостановилось. Нестройная стрельба в ответ заставила Марека вжаться в землю.
– Ну, мы монстры!
– Сергей пихнул его кулаком.
– Ты посмотри, всю базу...
– он выглянул.
– Всю их гребаную ба...
Его череп внезапно брызнул серым и розовым. Тело отбросило от балки вниз, и оно застыло на поросшем травкой склоне с удивленно раскрытым ртом.
– Снайпер!
– крикнул Дима.
На ходу меняя магазин, он добежал до Марека. Левый рукав его куртки был разодран.
– Сергея убили, - сказал Марек.
– Я вижу, - кивнул Дима и лишил мертвеца 'рожков' в разгрузке.
– Надо вперед, к блокпосту и за отбойники.
– Куда?
– Алексей посмотрел на Диму расширившимися глазами.
– Прямо под пули?
– Да!
– проорал Дима сквозь усилившуюся стрельбу.
– Иначе накроют всех здесь! А там 'Брэдли' и перекрытия от снайпера прикрывают. Эта сука, кажется, на втором этаже штаба залегла.
– А где остальные? Где еще две группы?
– Будут! Но мы можем не успеть их дождаться!
Прошелестела, совсем близко ударила в бетон граната. Взвилась мошкарой крошка. Марек на мгновение ослеп и потерял ориентацию, в ноздри набился кисловатый химический запах. Пальцы, обмахнув щеку, оказались
Заткнулась сирена, и стало так тихо, что можно было расслышать, как осыпаются под локтем крупицы земли. Интересно, подумалось Мареку, за сколько можно пробежать сто пятьдесят метров? Какой мировой рекорд? Секунд двадцать или больше? А если пешком? Наверное, где-то три метра в секунду...
– Пап, - позвал отца Максим.
– Что?
Дима кинулся к сыну. Подобрав под себя ноги, тот держался за левый бок. Из-под пальцев капало.
– Ранен?
Максим кивнул. Лицо его побелело.
– Сейчас-сейчас, - Дима завозился с аптечкой.
– Вколем тебе противошоковое, остановим кровь.
– Он потянул куртку, обернулся к Мареку.
– Вперед давайте.
– Я не пойду, - сказал Алексей, отползая.
– Куда, сука?
– дернулся Дима.
Алексей отпихнул от себя автомат и последнюю 'муху' и шустро на четвереньках побежал в низинку, из которой они вышли.
– Убью, с-с...
Марек видел, что Дима разрывается между сыном и желанием догнать дезертира.
– Я пойду, - сказал он.
Дима посмотрел безумными глазами.
– Да, хорошо. Иди к перекрестку, оттуда, по моему сигналу...
– Я понял.
Марек осторожно обогнул Максима.
Если три метра в секунду, вертелась в нем мысль, то сто пятьдесят метров - это меньше минуты. А натовцы не идут. Осторожничают?
Будто ответом на этот невысказанный вопрос, перелетев через голову, взорвалась и раскидала траву и землю граната. Марека толкнуло в бок, больно ударившись обо что-то бедром, он упал, но тут же поднялся.
Я бессмертен, подумалось ему.
У самой развилки, у дренажной, забранной решеткой трубы Марек оглянулся. Дима сидел рядом с сыном, положив 'муху' на колени. Они обменялись взглядами.
Раз, два...
Толкнувшись, Марек перепрыгнул через балку и выскочил на дорожное полотно. Метрах в двадцати он тут же увидел двух миротворцев, перешагивающих через отбойник. Еще трое тесной группой обходили дорогу метрах в сорока.
И вновь все переменилось.
Марек вырос, раздался вширь, вобрал в себя все и вся. Он стал вдруг и солнцем, и небом, и асфальтом, и фантиком, прилепившимся к подошве. Он ощутил себя пальцем и спусковым крючком, вспух пороховыми газами, толкая пули из ствола, кувыркнулся гильзами и обрел свободу, устремившись к цели хищным, быстрым свинцом.
Упал, словно споткнулся, первый натовец. Брызнула пластиком винтовка второго. Дальняя группа передумала наступать и залегла на своей стороне дороги.
Да! Да!
Встречные пули дырявили воздух, но Мареку они не доставляли неприятностей. Он видел их, он отклонял их, он скалился и шел странным зигзагом, отбрасывая осколки, дым, звуки одним лишь взмахом руки.
Затем, по короткому всплеску пламени впереди, Марек понял, что Дима влепил-таки 'мухой' по лежке снайпера. Но еще раньше он ощутил себя крылышками стабилизаторов на гранате, поймал блеск оптики, выдохнул, коснулся краем сознания мертвого Сергея, словно сообщая ему, что тот, кто его убил...