Очерк о родном крае
Шрифт:
Дина чуть сильнее сжала его запястье.
Ах, да, это же ее пальцы! Что-то он уже путает, где свое, где чужое. Все-таки ему неуютно. И немного страшно.
Какой такой Дина знает секрет?
Бумм! От близкого стука в стену Марек дернулся и занозил ладонь. Резкий испуг холодом продрал сердце.
– Слышите?
– сказала мама.
– Еще минут десять постойте пока.
– Что там?
– спросила Дина.
– Цветковых взяли. Шевелевых обоих. А у них дети. Элю Растамаеву тоже. Аж два грузовика подогнали.
– Сволочи, - сквозь
– Чего они хотят?
– спросил Марек.
– А пойми их, - сказала мама.
Она ушла. Дина отпустила запястье. Сейчас, когда непосредственная опасность отступила, Марек почувствовал дурноту.
– Это глупо, так отлавливать людей, - сказал он, сглатывая кислую слюну.
– Не вижу смысла. Здесь же не террористы и диверсанты.
– Чего ты тогда спрятался?
– со смешком спросила Дина.
– Просто...
– Что?
– Они убили Андрея.
Они помолчали, словно заново привыкая к действительности, в которой произошла смерть близкого им обоим человека.
– Прости, - сказал Марек.
– За что?
– отозвалась Дина.
– Я думал отбить тебя у Андрюхи, - признался он.
– Не получилось бы.
– Почему?
– Андрюшка был...
– Марек почувствовал, что Дина улыбается, вспоминая.
– Он был очень настоящий.
– А я?
– Знаешь, я же много где работала. И в психиатрической. И в полевом госпитале однажды. Ты только не обижайся, Марк. К нам контуженных привозили. С юга, с Урала. У многих, у кого легкой тяжести, был такой вид... ну, будто они не понимали, где находятся. У них была своя реальность, боли в голове, шумы, ревербации, глухота. Когда я тебя в первый раз увидела, у тебя было такое же лицо. Все вокруг - само по себе, и ты - сам по себе.
– А сейчас?
– Сейчас лучше.
– Но недостаточно, да?
Дина шевельнулась.
– Марк, а вот если бы ты был вместо Андрюшки там, на Талалихина? Ты бы бросился меня отбивать?
– Я?
Марек зажмурился.
Он ясно увидел себя подающим патрулю документы. В хорошем плаще, с сумкой через плечо. Преуспевающий джентльмен. Повелитель собственного мирка. Пробор. Улыбка. Европаспорт. Господин сержант, хорошая погода, не правда ли? Все в порядке? Замечательно. А у моей девушки? Нет?
Лицо медленно вытягивается на мигающий красный диод сканера. Это какая-то ошибка. Нет, я не протестую. Да-да, обязательно разберитесь, так не должно быть. Я понимаю, что нужна дополнительная проверка. А мне с девушкой нельзя?
Да, я подожду. Сколько ждать?
Он растеряно смотрит вслед Дине, гоня шевелящиеся в душе тревожные мысли. Как же так? Что у нее с пропуском? Дина оглядывается, ее уводят в пристройку. Сержант шутливо отдает ему честь.
Мерзость!
– Я, наверное, бы не понял, не осознал...
– скрипучим голосом сказал Марек.
– Я подумал бы, так и надо. Они же власть.
– Спасибо, - тихо сказала Дина.
– За что?
– За честность.
Марек сжал кулаки.
– Я исправлюсь.
Они
Весь двор перед домом был разъезжен, ивняк ободран, растерянными, тревожными кучками стояли у подъездов люди, все женщины да дети.
С улиц Южной и с Комвольцева забрали пятьдесят человек. С Красной - еще десять. Чуть ли не треть здесь живущих. Грузчиков, водителей с ночных смен, десятиклассников, идущих в школу. Отцов, сыновей, братьев. Семь или восемь женщин.
Никто не знал, как надолго.
Соломина не выловили - они успели загнать микроавтобус в один из гаражей за домами и повесили замок снаружи. Там и пересидели.
У хоккейной коробки старики колотили секции поваленного ограждения. Ревел ребенок. Марек бродил между домами, не прислушивался, но слышал разговоры. На душе было муторно. Наверное, он бы бежал и спасал, если бы не один, если бы знал, куда.
Жутко не хватало Андрея.
Не хватало.
– Феоктистова Жору ранили...
– Нам еще повезло, мы в дровеннике...
– Какой-то кошмар! Делают, что хотят!
– Мертвого Канина боятся...
С нарастающим ревом, перекрывая голоса, проскочил над крышами вертолет, взял на север, видимо, к Туле или Рязани. За ним пролетели еще два.
Зашевелились.
– Можно с района выйти?
– спросил Марек какую-то женщину в длинной зеленой кофте поверх светлого платья.
– Нет, - качнула головой она, - запретили.
– А если в магазин надо?
– У вас чего нет?
– живо откликнулась женщина. В ее взгляде появилось участие.
– Хлеба могу дать, немного, четвертушку. Крупы полкило. Манной, правда.
– Нет-нет, - сказал Марек.
– Я не понимаю, почему запретили. А если что-то срочное? Если нужна медицинская помощь?
– Это вам к Тамаре Андреевне, она бывший врач. Вон, у шестого дома стоит, - показала женщина на низкую фигурку в летнем плаще.
– Она подскажет, посмотрит, если что.
– Спасибо, но я вообще, - сказал Марек.
Он кивнул, прощаясь.
Его неожиданно посетило странное ощущение. Марек словно увидел себя с высоты нескольких десятков метров, беспокойную точку, совершающую непонятные эволюции, перемещающуюся от дома к дому. Точку было жалко. И было жалко все другие точки. От них тянулись вверх тонкие черные ниточки страхов и белые ниточки надежд.
Потом пошел дождь.
К вечеру на севере заворчало.
Это ворчание можно было спутать с рокотом далекого грома. Но Марек знал, что это. Канонада. Артиллерийский огонь.
Он был в Турции во время обострения турецко-курдского конфликта. Курдам тогда удалось незаметно подтащить гаубицы и устроить обстрел приграничных территорий. А городок с труднопроизносимым названием, в который их накануне вывезли на открытие агрохимического комплекса, построенного Евросоюзом совместно с местным холдингом, находился, кажется, не более, чем в девяноста километрах от нейтральной полосы.