Очерки истории российской внешней разведки. Том 5
Шрифт:
В апреле 1947 года мы вручили Ранковичу трофейные немецкие документы: один том дела охранной полиции Белграда с донесениями о настроениях югославского населения за 1943 год и два тома дела полиции с сообщениями о политическом положении в Сербии и Югославии за 1941–1942 годы, а также собранные немцами материалы о зверствах усташей над мирным населением. Легко себе представить ценность этих документов для югославов не только с точки зрения выявления фашистских пособников, но и с учетом далеко еще не закончившейся борьбы за власть в самой Югославии.
Со своей стороны, Ранкович направил нам предупреждение об установлении французской контрразведкой в Париже мест встреч советских разведчиков со своей агентурой.
В августе 1947 года представитель НКГБ сообщил югославам координаты засеченной в районе Белграда нелегальной радиостанции, регулярно выходившей на связь с английским корреспондентом.
В январе 1948 года Ранкович передал нам
Тесные связи между двумя разведками, прежде всего в деле выявления бывших нацистских преступников, поддерживались в Вене. В апреле 1948 года, когда советско-югославский конфликт уже набирал обороты, ближайший соратник Ранковича А. Стефанович от его имени выражал надежду, что сотрудничество по этим вопросам будет продолжено.
На государственно-партийном уровне внешне все также обстояло благополучно. Так, 8 сентября 1947 года была наконец реализована инициатива Тито о создании взамен Коминтерна нового координационного центра международного коммунистического движения, получившего название Информационное бюро, но более известного как Коминформбюро, штаб-квартира которого была размещена в Белграде.
Фактически это было «вторым изданием» Коминтерна с параллельным Москве, выдвинутым ближе к Западу центром, что, безусловно, говорило об исключительно важном месте Югославии в системе предпочтений Сталина. Но этот несомненный успех югославской инициативы таил для Тито и серьезную опасность.
Отныне в силу деликатного характера миссии, доверенной руководству КПЮ, все его действия стали взвешиваться в Москве как бы на аптекарских весах. Бывший прагматический подход к югославам, которого придерживалась советская разведка и который позволял «прощать» им некоторое своеволие и поступки, действительно не всегда благовидные, приобрел теперь ярко выраженный идеологический характер. В Москве с этого момента возросло стремление жестче контролировать поведение югославов, так как все их возможные новации в деле построения социализма непосредственно отражались на авторитете «старого центра». Не случайно основными инициаторами развернувшейся с этого времени все более острой критики КПЮ, в конце концов приведшей к межгосударственному кризису, были, судя по всему, прежде всего представители части руководства ЦК ВКП(б), отвечавшие за идеологию, — А.А. Жданов, молодой тогда, но уже влиятельный М.А. Суслов, а в Белграде — направленный туда философ П.Ф. Юдин. В некоторых изданиях подчеркивается именно роль последнего в продвижении в Политбюро разного рода обвинений и проектов документов против КПЮ, он даже ошибочно называется послом. На самом деле послом в Югославии в то время был А.И. Лаврентьев, впоследствии, в октябре 1948 года, назначенный и резидентом КИ, однако Юдин, очевидно, имел свой прямой выход на ЦК ВКП(б).
Принято также считать, что основными поставщиками советским представителям критического материала в адрес КПЮ в то время были член ее политбюро С. Жуйович и выведенный ранее из кандидатов в этот орган А. Хебранг, которых даже обвиняли в работе на разведку СССР. Выше уже говорилось, что деятели такого уровня в соответствии с действовавшими жесткими правилами никак не могли быть ее агентами, и они свою критику тех или иных решений коллег по югославскому руководству высказывали открыто, в том числе и послу Лаврентьеву. Гораздо менее известно то, что в предшествующий период «тайными» критиками Тито в беседах с советскими разведчиками были его самые ближайшие сподвижники: в Любляне — Э. Кардель, а в Загребе — В. Бакарич. Возможно, их «откровения» были отражением борьбы за власть и стремлением быть замеченными в Москве. Но не исключено и то, что эти деятели с самого начала преднамеренно провоцировали конфликт, в котором они выступили на стороне Тито, хотя до этого сами хулили его перед Сталиным. Примечательна^ этом смысле крайне неблаговидная роль работавшего в Загребе Йосипа Копинича — резидента Коминтерна в годы войны в Хорватии. Несмотря на утверждения этого деятеля, что именно он спасал Тито от сталинских чисток и в 30-е годы, и после войны, архивы СВР России показывают, что в период 1945–1947 годов Копинич и был главным источником негативной информации (возможно, не без ведома В. Бакарича) о югославском руководстве.
Участие разведки в подготовке положившего начало конфликту с Югославией письма ЦК ВКП(б) в адрес ЦК КПЮ от 27 марта 1948 года, в котором указывалось на многочисленные ошибки югославов и требовалось немедленно их устранить, было незначительным, о чем говорят архивные документы.
Только 25 марта того же года Сталину и Политбюро был направлен доклад разведки, подготовленный по требованию партийных органов бывшим заместителем резидента НКГБ в Белграде Тиш-ковым, «О действиях некоторых руководителей югославского правительства и югославской компартии, направленных против интересов Советского
Позднее, когда Тито был уже объявлен «фашистским палачом и убийцей», к этому докладу была приложена справка, которая в то время могла дорого стоить всему руководству разведки и Фитину в частности. В ней говорилось: «Ни один из приведенных в докладной записке Тишкова фактов в свое время не сообщался в ЦК ВКП(б) или МИД СССР. Известно, что руководство ПГУ МГБ СССР не разрешило сообщать эти факты в ЦК ВКП(б), и в белградскую резидентуру неоднократно давались указания не заниматься сбором сведений о руководстве КПЮ. В апреле 1948 года был произведен просмотр всех имеющихся в КИ материалов о ЦК КПЮ и на отдельных руководящих деятелей Югославии… Большинство материалов по этому вопросу принадлежало военной части КИ, поступивших от начальников военной миссии СССР в Югославии».
В июне 1948 года по инициативе СССР была принята резолюция Информбюро «О положении в компартии Югославии», которая послужила строгим ориентиром для стран социалистического содружества в отношении Югославии и режима Тито.
Наступивший в 1948 году разлад продолжался до 1955 года, он сопровождался жесточайшей полемикой и разрывом многих связей, прежде всего военных и экономических. Какими бы мотивами ни руководствовались Тито и его соратники, но в тот момент они проявили себя далеко не с лучшей стороны. В Югославии были репрессированы десятки тысяч сторонников резолюции Коминформбюро. Тысячи из них были убиты или замучены до смерти в таких печально известных лагерях, как, например, «Голый остров». Казалось, идеологическая конфронтация вот-вот перерастет в военную. Каждый год до самой смерти Сталина предсказывалось на Западе близкое вторжение восточноевропейских стран и СССР в Югославию. Но все же этого не произошло.
Как представляется, реальной опасности такого развития событий на самом деле не было. Давно и по разным поводам было подмечено странное сочетание в Сталине догматически нетерпимых подходов с крайне прагматическими и взвешенными поступками, особенно в сфере внешней политики. Объяснение такому противоречивому поведению обычно находят в свойствах личности Сталина, однако тут играл свою роль и другой фактор — информационный поток, в котором он находился и который самим своим содержанием подталкивал его ко вполне определенным и рациональным выводам. Вне всякого сомнения, разведка могла сыграть в тот период свою роль, поскольку в подавляющем большинстве случаев сообщала объективную информацию и, за редким исключением, не стояла перед необходимостью подстраиваться под антититовские настроения.
Поскольку дипломатические отношения между двумя странами не прерывались, это позволяло разведке сохранять контроль за освещением событий в Югославии. Еще больший объем важной информации документального характера, позволявший увидеть подлинные мотивы политики югославского руководства, отношение к ней западных государств и тенденции развития обстановки, поступал из зарубежных резидентур, прежде всего из Лондона, Парижа, Вашингтона, Рима и некоторых других.
Так, например, вопреки пропагандистскому шуму по поводу едва ли не всенародного восстания против «режима Тито», резидентура в Белграде сообщала в начале 1949 года, что в вооруженном сопротивлении в Черногории, о котором говорилось как о самом мощном выступлении, реально участвовал лишь отряд секретаря Биелопольско-го уездного комитета КПЮ Булатовича численностью всего 30 человек, к тому же отряд этот был быстро разбит. Резидентура информировала об отчетах пленумов республиканских компартий, из которых явствовало, что в партийной «верхушке» лишь единицы стали на сторону резолюции Коминформбюро. Подробно освещался процесс чисток в армии, устранивших лояльных Советскому Союзу офицеров и генералов. В деталях отслеживалось строительство оборонительных рубежей у восточных границ, укрепление военной промышленности и вооруженных сил Югославии. Оказавшись в крайне тяжелых условиях работы, белградский аппарат разведки, все контакты которого были взяты под плотную слежку югославскими органами безопасности и сразу же профилактированы, а некоторые арестованы и отправлены в лагеря, тем не менее не пытался представить режим Тито слабее, чем он был на самом деле, хотя и крайне негативно, по понятным причинам, оценивал его. Информация резидентуры была в своей основе объективной, и это само по себе оказывало сдерживающее влияние на возможные попытки силового решения из Москвы. Из сообщений разведки было ясно, например, что дело не только в личном поведении Тито, но и в солидарной позиции большой группы его ближайших соратников, таких как Ранкович, Джи-лас, Кардель, К. Попович и др. Поэтому простым физическим устранением югославского лидера ничего нельзя было изменить, и все планы на этот счет, о которых в своей книге «Разведка и Кремль» пишет П. Судоплатов, если они и были, оставались не более чем «теоретическими разработками», не переходившими в практическую плоскость.