Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
(Вестник Священного Синода, 1923, 18 сентября, с. 3–4.)
Более грамотно написанное и более пространно мотивированное разъяснение новгородского губернского прокурора:
«За последнее время в прокуратуру стали часто поступать запросы служителей религиозных культов о том, противозаконно ли поминовение бывшего патриарха Тихона за богослужением. Даю следующее разъяснение по этому вопросу.
Вопрос о поминовении во время церковной службы тех или иных лиц, как вопрос внутреннего церковного распорядка, государственной власти сам по себе не касается.
Но торжественное поминовение
Не подлежит сомнению, что эти два разъяснения явились ответом на отчаянные мольбы обновленческих лидеров (как центральных, так и местных) о помощи, обращенные к властям. Надо, однако, сказать, что прокурооы блещущие красотами канцелярского стиля, мало помогли обновленцам. Поминовение патриарха началось повсюду по требованию народа. Если же отдельные священники подвергались репрессиям, то это только подливало масла в огонь, так как все аресты (даже если обновленцы не имели к ним никакого отношения) неизменно приписывались их проискам.
Еще меньшее впечатление произвело на верующих разъяснение Нар-комюста, изданное по настоянию А.И.Боярского.
«Ввиду ходящих слухов о создании б. патриархом Тихоном своего Священного Синода как всероссийской организации, объединяющей и руководящей всей тихоновской церковью в России, группы верующих в Петрограде обратились в пятый отдел Наркомата с вопросом — действительно ли зарегистрирована такая организация.
Пятый отдел ответил, что никакого Священного Синода в смысле всероссийской организации не существует. Такая организация и не может быть зарегистрирована.
Религиозные организации вроде Синода могут быть зарегистрированы только в результате всероссийских съездов «зарегистрированных религиозных обществ». (Там же.)
Поборникам регистрации пришлось зарегистрировать полный провал регистрированного шантажа: народные массы, объединившиеся вокруг патриарха, не обращали никакого внимания на все эти циркуляры, разъяснения, инструкции, и власти не могли ничего сделать с мощной народной волной.
Положительное и прогрессивное значение так называемой «тихонов-щины» 1923 года состоит хотя бы в том, что она показала ничтожность всяких «регистрационных удостоверений» и прочих канцелярских бумажек, которые гипнотизируют
20 июля 1923 года в Москву наконец прибыл из Одессы митрополит Евдоким.
На вокзале ему была устроена подчеркнуто торжественная встреча, в «Известиях» подали сообщение о его приезде под большим аншлагом, сячески рекламируя его как главу обновленческой церкви.
Краткую характеристику личности владыки Евдокима мы сделали в первой части нашей работы. С самого начала раскола преосвященный Евдоким проявлял необыкновенную активность, выступая с пространными воззваниями, написанными эмоционально и ярко, хотя несколько напыщенно.
На освобождение патриарха словоохотливый иерарх немедленно откликнулся двумя телеграммами, которые напоминали собой стихотворения в прозе.
«Глубоко обрадован публичным отречением бывшего патриарха от своих ошибок, — говорилось в первой из телеграмм. — Теперь у всех спадет пелена с глаз. Работа по созиданию подлинной свободной России и обновлению нашей церкви будет легче.
Всех, от архипастырей до последнего мирянина, зову дружно на работу. Создадим новую, счастливую Россию, которой будут завидовать все страны света. Пусть второй раз засияет свет с Востока. Митрополит Евдоким».
Восторженный тон, созвучный тем розовым надеждам, которые царили среди некоторой части обновленцев в день освобождения патриарха Тихона, сменился вскоре мрачным пессимизмом.
«Попытку б. патриарха Тихона начать совершать богослужения считаю немыслимой и противоестественной, — мелодраматически восклицал во второй телеграмме, написанной на другой день после первой, Евдоким. — Тот, кто обагрил себя кровью с ног до головы, потряс Церковь до основания, ввергнул множество людей в тюрьмы и ссылки, содействовал разорению всей Русской земли, поддерживая врагов русского народа за границей, дискредитировал новое наше правительство перед всем светом, — не может и не должен приступать к Божьему Престолу. Слишком велики преступления. Митрополит Евдоким».
(Известия, 1923, № 152.)
Обе эти телеграммы являлись своеобразной декларацией Одесского владыки в качестве будущего первоиерарха обновленческой церкви.
Выше мы уже говорили об избрании Евдокима на пост председателя ВЦС и о его неожиданном возвращении из Москвы в Одессу.
Для московских живоцерковников во главе с Красницким поведение владыки было совершенно непонятно. Столь же непонятно оно и для постороннего наблюдателя.
Все становится гораздо более ясным, если учесть, что владыка Евдоким, находясь проездом в Брянске, имел почти часовой телефонный разговор с Москвой. Собеседником преосвященного был не кто иной, как Е.А.Тучков. Именно после этого разговора обновленческий иерарх спешно вернулся в Одессу и пробыл здесь в течение недели, ожидая какого-то нового таинственного приглашения в Москву.
Красницкий, вероятно, дорого бы дал, чтобы присутствовать в номере брянской гостиницы, в которой сделал привал страстно ожидаемый им в Москве владыка. И действительно, имя Красницкого не раз упоминалось в этот момент, когда велся телефонный разговор с Тучковым.
В своей беседе с Евдокимом Тучков заявил о необходимости переформирования обновленческой церкви. «С этим я совершенно согласен», — ответил митрополит и тут же произнес в телефонную трубку сорокаминутную речь.
Терпеливо выслушав, Тучков вежливо заметил: