Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
Положение ВЦУ, надо сказать, было нелегким: крайне недоброжелательно и недоверчиво встреченное верующим народом, оно должно было выслушивать выговоры и властные окрики и с другой стороны.
«Войдя в стены Троицкого подворья, новое ВЦУ, к сожалению, проявило микроскопическую долю революционной энергии, — свысока поучал ВЦУ расстрига М.Горев в явно инспирированной свыше статье. — В деле полного устранения нынешней правящей клики епископов оно не сделало почти еще ничего. В этом отношении обер-прокурор при Временном правительстве действовал смелее и решительнее. Окруженное контрреволюционным кольцом приходских советов ВЦУ должно было действовать гораздо смелее и решительнее, чем Львов. Конечно, очень хорошо, что священник Красницкий, заглянув под кровать архиепископа Никандра, обнаружил там, вместе с английскими и американскими мешками, очень тонкую ниточку, тянувшуюся из патриаршего подворья к заграничным капиталистам и биржевикам, но было
ВЦИК не осталось глухим к «увещеваниям» Мих. Горева и его покровителей. Тотчас после сформирования нового органа реформаторы принялись за борьбу с контрреволюцией. Главную роль в этой борьбе взял на себя заместитель председателя ВЦУ протоиерей В.Д.Красницкий. Уже в первые дни существования ВЦУ выработался известный шаблон в деятельности заместителя председателя. Обычно о. Красницкий выступал с докладом на собрании духовенства того или иного благочиннического округа. В своем докладе В.Д.Красницкий излагал историю возникновения ВЦУ, его структуру и его задачи. Говорил он ясно, спокойно, хорошим литературным языком, но без всякого пафоса и воодушевления; свою речь он обычно иллюстрировал документами, которые вынимал из объемистого портфеля, лежавшего всегда против него на кафедре. Если бы не_ряса и наперсный крест, могло бы показаться — хозяйственник из треста делает доклад на производственном совещании. После доклада начинались прения и предлагалась резолюция. Главные оппоненты Красницкого через несколько дней обычно арестовывались и высылались из Москвы. Таким образом был выслан, например, протоиерей Счастнев, особенно рьяно возражавший Красницкому на собрании духовенства Хамовнического округа 23 мая 1922 года.
Надо сказать, что Красницкий не только не скрывал того, что пишет на своих идейных противников политические доносы, но даже это ставил себе в особую заслугу. Часто он открыто угрожал с кафедры своим противникам, что об их контрреволюционной деятельности будет сообщено гражданской власти. Если учесть, что, согласно живоцерковной фразеологии, ВЦУ являлся органом «церковной революции», а Красницкий, разумеется, главным революционером, то это означало, что Красницкий фактически грозил политическими доносами всем инакомыслящим.
В качестве примера подобных доносов можно привести хотя бы постановление ВЦУ от 6 августа 1922 года, принятое по настоянию В.Д.Красницкого. «В связи с контрреволюционной агитацией, ведущейся около храма Христа Спасителя в Москве и в самом храме, постановлено: а) считать причт храма виновным в допущении агитации и непринятии мер к недопущению таковой; б) протоиереев: настоятеля храма Арсеньева, Хотовицкого и Зотикова перевести в Семиреченский край в распоряжение местного духовного начальства; в) просить Наркомат юстиции произвести следствие о контрреволюционной деятельности при храме Христа Спасителя». (Живая Церковь, 1922, № 6–7.) Интересно отметить, что настоятелем храма Христа Спасителя, на место прот. Арсеньева, был назначен не кто иной, как сам «революционнейший» о. Красницкий.
С июня 1922 года Красницкий, выполняя желание Мих. Горева, начинает «заглядывать» в медвежьи углы; совершать гастроли в провинцию. Здесь он действует теми же методами, что и в Москве. Можно указать, например, что посещение Красницким городов Тулы и Ярославля сопровождалось многочисленными арестами среди духовенства. Если учесть при этом, что арестовывались далеко не все те, на кого доносили Красницкий и его друзья, что из тех, кто был арестован по его доносу, многие потом освобождались, так как органами ГЦ У не было найдено причин для репрессий, то вряд ли можно удивляться тому, что имя Красницкого вскоре стало одним из самых ненавистных имен для всей русской церкви. «Никто не компрометирует нас так, как Красницкий», — говорил Введенский.
Между тем именно Красницкий стал главным лидером. «Живой Церкви», оттеснив на задний план в первые месяцы после переворота всех остальных руководителей. «Агитация и организация!» — таков лозунг, провозглашенный им с церковной кафедры. По его инициативе был учрежден особый институт уполномоченных ВЦУ, которые назначались фактически самим Красницким из священников-живоцерковников, пользующихся доверием власти, в тесном контакте с которой они действовали. Уполномоченный
О том, насколько принципиальными людьми были «обращенные» таким образом в «Живую Церковь» духовные лица, можно судить хотя бы по двум следующим примерам: в журнале «Живая Церковь» № 2 сообщалось, что Ревтрибунал гор. Иваново-Вознесенска постановил привлечь к ответственности за сокрытие церковных ценностей местного епископа Иеро-фея, «занявшего крайне реакционную позицию». Однако в № 3, вышедшем через две недели, уже была напечатана статья Иерофея «Нужен ли патриарх», выдержанная в духе стопроцентной живоцерковной идеологии. Таким образом, для «перемены позиции» епископу понадобилось ровно две недели. Как тут не вспомнить гоголевского смотрителя богоугодных заведений, который хвастался тем, что больные у него, «как мухи, выздоравливают». Такой же «победой» главного «смотрителя» «Живой Церкви» В. Д. Красницкого было обращение им «в свою веру» епископа Белевского Виталия (будущего обновленческого первоиерарха). Всякий, кто знал преосвященного Виталия в какой бы то ни было период его долгой жизни, может засвидетельствовать, что он всю жизнь был крайним консерватором, который не только никогда не помышлял ни о каком обновлении Церкви, но даже (по ограниченности своего кругозора) не мог понять, что подразумевается под этим термином. Это не помешало ему номинально возглавлять обновленческую церковь на протяжении 12 лет. Сразу после посещения Тулы В.Д.Красницким епископ Виталий становится ярым живоцерковником.
Большинство духовенства и рядовые верующие, однако, с негодованием отворачивались от живоцерковников, особенно болезненно была воспринята попытка «Живой Церкви» укорениться в Петрограде.
Здесь мы подходим к одной из самых мрачных и трагических страниц в истории Русской Церкви; к сожалению, долг честных историков не позволяет нам ее пропустить.
Первым вопросом, который встал сразу же после сформирования ВЦУ перед вождями «реформации», был вопрос о подчинении Управлению Петроградской церкви. Вопрос этот имел сугубое значение, так как Петроград тогда еще не утратил своего значения церковной столицы, он все еще был главным центром религиозной интеллигенции в России; кроме того, Петроград являлся колыбелью обновленческого движения — и от того, как будут приняты там «московские новости», зависело многое. Между тем из Питера приходили в Москву тревожные вести: говорили о резко отрицательном отношении к перевороту митрополита Вениамина, о сдержанном отношении к нему питерских церковных либералов. А.И.Боярский — самый авторитетный после Введенского лидер обновленчества — не только отказался в свое время выехать вместе с членами петроградской группы в Москву, но и при известии о сформировании ВЦУ занял весьма сдержанную позицию.
24 мая было принято решение послать в Петроград А.И.Введенского; при этом ВЦУ рассчитывало не только на популярность знаменитого проповедника в кругах питерской интеллигенции, но и на личную его близость к митрополиту Вениамину. Он выехал в Петроград в тот же день, с вечерним поездом, имея в кармане следующий документ:
«Российская Православная Церковь. Высшее Церковное Управление. Москва. Троицкое подворье. № 17. 24 мая 1922 года
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Дано сие протоиерею Александру Иоанновичу Введенскому, настоятелю церкви Захарии и Елизаветы в Петрограде в том, что он, согласно резолюции Святейшего Патриарха Тихона, является полномочным членом ВЦУ и командируется по делам церкви в Петроград и другие местности Российской Республики.
За Пред. ВЦУ: епископ Леонид,
Печать. Секретарь: Невский.
(См.: Введенский. Церковь и революция, Пгр., 1922, с. 23.)
25 мая 1922 года А.И.Введенский, тотчас по приезде в Петроград, явился к митрополиту. Тревожно было в это время в Александро-Невской Лавре, где жил митрополит. Только что происходило вскрытие мощей святого благоверного князя Александра Невского, которое, впрочем, прошло без особых инцидентов. Несколько дней назад митрополит получил известие о том, что он привлечен к суду за сопротивление изъятию из храмов ценностей, и с него была взята подписка о невыезде из Петрограда. Митрополит, однако, был совершенно спокоен и по обыкновению служил почти каждый день литургию в своей крестовой церкви. В тот день был праздник Вознесения Господня, и митрополит служил литургию в соборе. Он казался несколько утомленным; однако принял Введенского сразу; он говорил вежливо, но холодно, без обычной ласки, и, благословив своего когда-то любимого священника, не дал ему обычного целования. Несколько смущенный в начале беседы, А.И.Введенский затем быстро пришел в себя и произнес перед митрополитом целую речь (ее можно было бы повторить и перед десятитысячной аудиторией). Митрополит слушал молча и только тогда, когда А.И.Введенский показал свой мандат, задал вопрос: