Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
О том, что эта идея является порождением антихристианского духа, лишний раз свидетельствует судьба С. В. Калиновского. В августе 1922 года он подал в ВЦУ заявление о своем выходе из его состава, а еще через несколько месяцев в газете «Безбожник» появляется его краткое заявление о снятии им с себя сана. Этот свой шаг он мотивирует тем, что под влиянием контрреволюционных выступлений духовенства он разочаровался в церкви. В дальнейшем Калиновский становится профессиональным антирелигиозником. Но и в этом новом амплуа ему не удалось стать крупной фигурой. В течение десяти лет он ютился на задворках антирелигиозной пропаганды и умер в полной безвестности в 30-х годах. Народная молва сохранила лишь один анекдот из этой эпохи его жизни, который запечатлел профессор Кузнецов в своей работе «Церковь и государство», относящейся к 1922 году. «Рассказывают, — пишет проф. Кузнецов, — что на одной из фабрик Калиновский старался доказать, что Бета нет. «Каким же образом вы долгое время были священником?» — спросил его один из верующих рабочих. Калиновский не нашел ничего лучшего, как сказать: «Да, я обманывал народ». Тогда рабочий, обращаясь к присутствующим, остроумно заметил:
Таким образом, С.В.Калиновский принадлежал к числу людей, о которых говорят, что у них охота смертная, да участь горькая. Будучи одержим всю жизнь карьеристским зудом, он не имел, однако, главных качеств, необходимых для крупного карьериста: таланта, энергии и силы воли. «Мелкий человек», — лаконично характеризовал его А.И.Введенский. Вполне естественно, что в первые же дни раскола он был оттеснен на задний план и в организации «Живой Церкви» не играл роли.
Несколько большую роль играл Е.Х. Белков, который занимал после переворота должность управляющего делами ВЦУ. Однако и деятельность Белкова в организации «Живой Церкви» была незначительной: литератор и энтузиаст, он был на редкость сумбурный и беспорядочный человек, и наконец, у него был еще один крупный недостаток, который мешал ему играть выдающуюся роль в «Живой Церкви»: он был честным человеком и ему претили методы Красницкого.
Главным организатором «Живой Церкви», ее вождем был В.Д.Крас-ницкий. «Живая Церковь» — это я», — мог бы сказать он про себя с полным правом. Выше мы довольно подробно характеризовали В.Д.Красницкого. К его достоинствам относится, между прочим, то, что он был вполне ясным и определенным деятелем. С поразительным цинизмом, нисколько не утруждая себя маскировкой, он заявлял всюду и везде, что он является выразителем сословных (или, как он говорил, классовых) интересов белого духовенства. Идеализируя белое духовенство, он обрушивался на архиереев-монахов. В его изображении все белые священники были ангелами, тружениками, церковным пролетариатом, а высшее духовенство и монахи — это синоним всех пороков, тираническая каста, церковная буржуазия. Белое духовенство должно воспользоваться моментом, чтобы захватить церковную власть в свои руки. Женатый епископат, независимость священников от епископов и поднятие материального уровня духовенства путем создания центральной церковной кассы — таковы основные лозунги Красницкого. Вероятно, он был искренен только в одном: он действительно любил белое духовенство, из среды которого вышел. Блок с советской властью рассматривался им как средство к возвышению белого духовенства. Впоследствии он отказался от предложенного ему Собором высокого сана архиепископа Петроградского и вообще от архиерейства, мотивируя свой отказ желанием сохранить связь с рядовым духовенством. «Агитация и организация» — этот лозунг Красницкого можно расшифровать так: разъяснение белому духовенству его сословных интересов и сплочение его для борьбы с иерархами. К этому по существу сводилась вся программа Красницкого: разговоры о каких-либо более широких реформах вызывали у него, как он сам говорил, головную боль.
Однажды А.И-Введенский внес предложение ввести всеобщее еженедельное причащение. Красницкий возражал яростно и запальчиво. «Но ведь Христос, сам Христос, призывает к себе людей», — патетически воскликнул Введенский. «Ах, подите вы с вашим Христом», — неожиданно ответил Красницкий, сморщившись и раздраженно махнув рукой. Но однажды во время такого же яростного спора Красницкий вдруг неожиданно затих и сказал: «Давайте пойдем и отслужим все вместе молебен пред иконой Иверской Божией Матери: может быть, мы тогда помиримся».
«Вы враг церкви», — неоднократно говорил он Введенскому. Церковью для него было русское белое духовенство. Впоследствии, к концу жизни, Красницкий понял, что его деятельность не принесла пользы церкви. И умирая, причастившись с благоговением Святых Тайн, просил у Бога прощения за все содеянное им зло и горячо молился в кругу своей семьи о соединении Русской Церкви. Но это было много после, в марте 1936 года, после многих пережитых катастроф.
В 1922 году Красницкий был твердо уверен в своих силах и проводил свою линию с энергией и настойчивостью, заслуживающими лучшего применения. Блестящий организатор, он в течение двух недель, буквально из ничего, сформировал огромную (правда, как потом оказалось, эфемерную) организацию. По своей структуре «Живая Церковь» должна была, по мысли Красницкого, близко напоминать коммунистическую партию и быть как бы ее филиалом среди духовенства. Самый быт церковных учреждений должен был максимально приближаться к быту советских учреждений 20-х годов. В этом отношении представляет интерес зарисовка, сделанная в стенах Троицкого подворья корреспондентом одной из провинциальных газет.
«Вдали от суетного мира, в глухом переулке, стоит Троицкое подворье, — пишет пензяк А.Зуев, — покои последнего патриарха. В соседнем саду все так же шумят дубы и клены. В тихих залах все так же хмуро смотрят со стен портреты давно умерших князей церкви. Все так же ярко блестит навощенный пол. Все в том же чинном порядке стоят кресла. Переменились лишь люди, и за их спокойной внешностью невольно чувствуется кипучее (?) биение нашей жизни. Ушел из покоев великий господин всея великия, малыя и белыя Руси Патриарх Тихон. За ним ушли тихие, бесшумные слуги — келейники. Пришли новые, с новыми думами. Принесли в тихие покои новые, такие чуждые слова. На двери приемной висит вывеска: Центральный комитет. Это комитет группы «Живая Церковь». На дверях следующей комнаты, где восседал сам Патриарх, значится: «Президиум»; по лестнице поднимается священник, под мышкой у него «Правда» и «Известия». На площадке лестницы, под развесистым фикусом, наряду с книжками «Живой Церкви», продаются «Атеист» и» «Наука
Из этих попиков, запуганных и задерганных, из вылощенных столичных иереев, мечтавших о епископских митрах, Красницкий создал в течение одного месяца свою партию. Именно эти новоявленные реформаторы должны были, по мысли Красницкого, стать тем рычагом, при помощи коюрого он думал перевернуть православную церковь. К ним он обращался с пламенными призывами.
«Революция изгнала помещиков из усадеб, капиталистов из дворцов, — патетически восклицал он в программной статье, напечатанной в № 3 журнала «Живая Церковь», — должна выгнать и монахов из архиерейских домов. Пора подвести итог за все те страданья, какие перенесло белое духовенство от своих деспотов, монахов-архиереев. Пора покончить с этим последним остатком помещичьей империи, пора лишить власти тех, кто держался помещиками и богачами и кто верно служил свергнутому революцией классу. Эту задачу должна взять на себя церковная группа «Живая Церковь» (с. 11).
«Елейная проповедь, уснащенная громкими словами: любовь, христианство, добрые дела, — писал по поводу выступления одного из деятелей «Живой Церкви» корреспондент царицынской газеты «Борьба». — А в итоге: надо предоставить доступ священникам на епископские должности и по-новому распределить доходы духовенства. И тогда… церковь оживет и Царствие Божие придет на землю». (Борьба, Царицын, 1922,19 октября, № 831, с.1.)
Если, по замечанию Карла Маркса, исторические явления повторяются дважды — один раз в виде трагедии, а в другой раз — в виде фарса, то «Живая Церковь» была исторической пародией на нидерландское и шотландское пресвитерианство. Живоцерковное движение было пресвитерианским в своем существе, так как главной его целью была борьба с епископатом. Собственно говоря, Красницкий с удовольствием вообще уничтожил бы архиерейство и сохранил бы лишь две иерархические степени: священство и диаконство. Однако открыто провозгласить подобный лозунг он, разумеется, не мог, не мог даже и заикнуться о чем-либо подобном, так как это означало бы открытый разрыв с православием и автоматически повлекло бы за собой уход Красницкого из церкви. Поэтому, сохраняя для видимости архиерейскую власть, Красницкий сделал все, чтобы превратить ее в фикцию. Абсолютное большинство архиереев старого пос-тавления должно было, по его мысли, лишиться власти; хорошо было бы лишить их также жизни и свободы; но об этом, как рассчитывал Красницкий, позаботится его друг Е.А.Тучков. Взамен этих старых архиереев было намечено рукоположение новых, женатых епископов, обязанных своими кафедрами исключительно ему, Красницкому. Женатость архиерея была верным ручательством того, что он навсегда останется верным «Живой Церкви» (ведь никто, кроме живоцерковников его архиерейства не признает). Однако власть даже этого архиерея должна быть ограничена епархиальным управлением, состоящим из священников — ставленников «Живой Церкви». Архиерею принадлежало лишь право председательствовать в епархиальном управлении. Без санкции управления архиерей не мог даже перевести священника из одного храма в другой или назначить псаломщика. Если учесть, что в каждой епархии был еще особый «духовный чиновник» — уполномоченный ВЦУ (что-то вроде комиссара от «Живой Церкви»), который мог отменить любое решение епархиального управления и по существу сместить архиерея, направив соответствующую рекомендацию в ВЦУ, то следует признать, что архиерей-живоцерковник играл жалкую роль. Это была лишь декоративная фигура для торжественных церемоний. Управлять за него должны были другие — уполномоченные ВЦУ, а функции премьер-министра русской церкви Красницкий великодушно брал на себя. Причем «сместить», «уволить», «выслать в 24 часа за пределы епархии», «сообщить гражданским властям о контрреволюционной деятельности» — глаголы в повелительном наклонении слетали то и дело у него с языка. Таков был этот курносый, осанистый батюшка, пришедший в революцию прямо из «Союза русского народа».
На кого, однако, опирался Владимир Дмитриевич в своих притязаниях на власть? Отвергнув старую иерархию, он столь же решительно отвергал влияние мирян на церковные дела. «Освободить священника от власти монаха-архиерея и мирянина-кулака!» — таков был крылатый лозунг, который он постоянно повторял и в статьях и в публичных выступлениях. Как мы увидим ниже, термин «кулак» был не чем иным, как вынужденной данью революционной фразеологии. За мирянами программа «Живой Церкви» признавала право играть роль в церковных делах лишь при условии, если они являются членами группы «Живая Церковь»; в то же время подчеркивалось, что мирянин должен безоговорочно подчиняться приходской дисциплине и не смеет ничего предпринимать без санкции своего батюшки. Именно поэтому «Живая Церковь» была не повторением, а лишь пародией на свой западноевропейский прототип, так как пресвитерианство XVI века было великим народным движением. Впрочем, можно указать еще на одно отличие: нидерландские просвитериане дали вереницу мучеников; единственные митры, на которые не претендовали никогда живоцерковники, — это мученические венцы.
Здесь мы подходим к узловому вопросу: каковы были взаимоотношения «Живой Церкви» с гражданской властью? Незачем много говорить о том, что поддержка (прямая или косвенная) органами власти была единственной надеждой «Живой Церкви». О том, что такая поддержка оказывалась, можно видеть даже из официальных документов. Столичная пресса, пестревшая сообщениями о церковной революции, предпочитала замалчивать этот щекотливый вопрос. Но провинциальная пресса, более простодушная и откровенная, иногда приоткрывала краешек завесы. Особенно откровенной была в этом смысле харьковская газета «Коммунист».