Очертя голову, в 1982-й (Часть 2)
Шрифт:
Перелистывая страницы только для виду, Змий напряжённо продумывал свою дальнейшую линию поведения. В глубине души он уже торжествовал: рапорт был написан столь нелепо, что принять его всерьёз было бы трудно даже мнительному и трусливому Руководителю.
Докурив, Антропов затушил сигарету в стоящей на подоконнике пепельнице, повернулся к Змию и с удивлением увидел, что тот беззвучно смеётся. Глядя на шефа, Змий, будучи не в силах произнести ни слова, молча потыкал в листки лампасовского рапорта и хрипло расхохотался во весь голос.
Пример его был столь
Когда оба немного успокоились, Змий сказал:
– Я уже давно начал замечать, что он немного того, спятил. Я даже велел за ним понаблюдать. А вот и не доглядел...
Погрустнев на мгновение, Змий опустил глаза.
– Но ты послушай, что он здесь пишет!..
И он начал зачитывать вслух наиболее виртуозные пассажи из сумбурного лампасовского текста.
______________
Вернувшись к себе, Змий крикнул Коршунова.
– Слушай сюда внимательно, - заговорил он предельно серьёзно.
– Рапорт этого идиота отправили на психологическую экспертизу. Надо будет сделать так, чтобы документ был случайно уничтожен. Залит кислотой, реактивом... По вине лаборанта. Иди, зайтись этим немедленно.
– Слушаюсь, Владилен Казимирович.
Как подполковник Хромов
увидел во время дежурства
сон, непредусмотренный Уставом
и даже неприличный,
а Людмила Каримовна увидела сон
ещё более невероятный и странный
Было четвёртое сентября, лето закончилось, и вечерняя прохлада уже предвещала промозглую осень. В Ленинграде шёл дождь, а в пахнущем лесом и созревшими в садах яблоками Подмосковье закатывалось за горизонт яркое малиновое солнце.
В знакомой нам спальне огромной, но очень уютной правительственной дачи над широкой атласной кроватью зажглись два перламутровых светильника.
– Поздно приехал и ничего не рассказываешь. Тебя кто-нибудь обидел? потребовала мужа к ответу Людмила Каримовна.
– Лампасов застрелился. Прямо в Кремле, на приёме у Генерального.
– Да что ты говоришь!..
– Людмила перестала растирать крем на руках.
– Это тот самый красивый блондин в приталенном кителе? В пятницу он был на обеде... о господи!
– Да.
– Как же так?!
– Говорят, что сошёл с ума.
Людмила охнула и оба некоторое время лежали молча.
– Скоро у нас будут большие перемены, Юра что-то затевает, - заговорил Павел Андреевич. На той неделе я имел с ним разговор с глазу на глаз. Он набирает себе команду в ЦК, будет крутой поворот влево.
– Почему влево? Может быть, не надо так круто?
– Надо, надо. Иначе - полный абзац. Халява закончилась.
– Уже?.. Что же теперь будет? Когда?
– На весеннем пленуме.
– Все согласны?
– Нет, не все. Многие хотят дожить спокойно.
– А я тоже хочу спокойно. Ещё неизвестно, как это всё у вас обернётся. Скажи ему что-нибудь, отговори...
Но Павел Андреевич безнадёжно махнул рукой и, пожелав супруге спокойной
– А что ты решил с этими вымогателями - ну, ясновидящими? А вдруг это они Лампасова? А потом и тебя...
– Не знаю, ещё не решил.
– А я думаю, что они сумели расшифровать Нострадамуса. Его ведь до сих пор ещё никто хорошенько не смог расшифровать, а у этих, стало быть, получилось. Вот теперь мы и живём как подопытные: они наш каждый шаг наперёд знают. Сходи к Змию, поговори с ним, пусть разберётся.
– Людмила, - в голосе Павла Андреевича появилось страдание, - не говори мне про Змия, это страшный, страшный человек! Он жесток и хитёр как дьявол, артист, комедиант из преисподней, никогда, ни за что не догадаешься, что у него на самом деле на уме. Для него вся жизнь - игра, а люди - пешки. Ему только ухватить тебя за волосок - и ты уже навсегда в его власти. Сатана, воистину Сатана!..
Павел Андреевич так разволновался, что когда пил своё вечернее молоко, поперхнулся и долго кашлял.
______________
"Сатана, воистину Сатана!.."
В тесном отсеке сверхсекретного отдела с бронированной звуконепроницаемой дверью работала хорошая вентиляция, иначе бессменный дежурный подполковник Хромов давно бы лишился чувств от переутомления и усталости. Впрочем, вентиляция работала здесь не для повышенного комфорта дежурных, но была необходима для бесперебойной работы звукозаписывающей аппаратуры.
Когда в наушниках послышалось похрапывание Гималайского, а затем и посапывание его супруги, Хромов устало потянулся и переключил магнитофон с гигантскими бобинами плёнки на самую медленную скорость. С некоторых пор он научился применять эту маленькую хитрость, позволявшую ему не менять бобину до самого утра. А потом, за десять минут до звонка будильника в спальне высокопоставленных супругов, его самого разбудит выскочивший из ручных часов хитроумный штырёк. Он кольнёт в запястье и не уберётся до тех пор, пока не измучает и не заставит проснуться окончательно. Потом Хромов встанет с кресла, поменяет бобину и установит обычную скорость записи. Полчаса спустя он переключится на микрофоны, вмонтированные в потолке столовой, а ещё через час - на микрофон в спинке сидения автомобиля. Но это будет завтра. А сейчас...
Хромов с удовольствием стащил с себя сапоги, повесил на холодную батарею сырые портянки, сполз в полулежачее положение, раскинул по полу босые ноги, поправил на голове наушники, почмокал губами - и в ту же секунду захрапел, присоединившись своим третьим голосом к несколько более утончённому, уже звучащему в наушниках дуэту.
В эту ночь, как и во все предыдущие, ему снились супруги Гималайские, ставшие ему, вот уже неделю оторванному от прочего окружающего мира, почти родными. Ведь он был незримым свидетелем абсолютно всех их деловых и личных разговоров, а иногда, по некоторым звукам и междометиям, мог догадываться даже о самых интимнейших сценах на супружеском ложе...