Очищение. Том.2. Душа
Шрифт:
Сравнивая душу животных с человеческой душой, святитель говорит, что животные имеют душу как энергию, но не как сущность» (Там же, с. 104).
Вот еще один пример как раз такого использования понятий, которое может очень сильно запутать современного человека. Иерофей то ли сам не чувствует разницы, то ли ему безразлично, что мы поймем, но он не дает определения этой «энергии», а мы в итоге непроизвольно понимаем под ней то, что и привыкли понимать в жизни. А в жизни мы понимаем энергию так, как учит физика. И когда мы говорим: энергичный человек, — то предполагаем, что это значит, что этот человек полон энергии.
Но Григорий Палама не знал ни физики, ни науки. В Библии слово
Если Палама использовал все-таки это греческое слово в том смысле, в каком использовала его древнегреческая философия, то означало оно либо действие, либо способность действовать, действенность-действительность. И тогда это означает, что в душе есть неизменная часть — сущность, и часть действенная, про которую обычно говорилось, как про внутренний источник движения, — именно ею душа способна рождать движение в телах, что является основным признаком живого, как имеющего источник движения в самом себе.
Отсюда Иерофей переходит к составу души и понятию о ее исцелении. Исходит он опять из несколько непоследовательного допущения, смешивающего ум, разум и дух.
«Преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что душа разумна и духовна. Бог дал "душу… одаренную разумом и умом (эти понятия произведены Дамаскиным от греческих логос и нус соответственно — АШ)… посредством Своего дуновения". Основополагающее учение святых отцов заключается в том, что ум и разум— это два параллельных вида деятельности души» (Там же, с. 105).
Преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что душа разумна и умна, а сам Иерофей еще нигде не доказал нам, что ум и есть дух. А если бы доказал, то зачем было бы ему самому постоянно говорить, что она умна, разумна и духовна? Очевидно, с этим он предпочел не разбираться, потому что такие философские тонкости в понятиях были излишни для его главной задачи — обосновать возможность целительства души. А обосновывается оно просто:
«Душу раздирают страсти и грехи, поэтому ее необходимо сделать единой, принося Богу. Соединение сил души достигается многими способами, и главным образом исполнением слова Христа. Феолипт, митрополит Филадельфийский, подчеркивает прежде всего значение молитвы. "Чистая молитва, соединив в себе ум, разум и дух, разумом имя Божие призывает, умом воззревает без парения к призываемому Богу, духом являет сокрушение, смирение, любовь — таким образом преклоняет к себе безначальную Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, Единого Бога". Разумом мы непрерывно повторяем имя Христово, умом без парения устремляемся к Богу и благодаря духу испытываем сокрушение, смирение и любовь.
Таким образом, три силы души соединяются и приносятся Святой Троице. Так достигается исцеление души, о котором мы поговорим подробнее в другой связи. Разрыв душевных сил способствует развитию болезни, объединение же исцелению» (Там же, с. 105–106).
Исцеление же, на поверку, окажется очищением ума, что равно мысли, от помыслов, которые по каким-то понятиям являются нечистыми.
«Преподобный Антоний, великий раб Божий, говорил, что нам необходимо очищать ум: "Ибо я верую, что он, будучи всесторонне очищен и пришедши в естественное свое состояние, может сделаться прозорливым и видеть более и далее демонов, имея в себе дающего откровения Господа". Это значит, что святой советует нам очищать мысль. Замечено, что, когда человек удерживает свой ум в чистоте от помыслов и различных
По большому счету, книга митрополита Иерофея оказалась семипудовым пшиком. Не в том, конечно, что она предложила неверный или пустой способ душевного исцеления. Способ этот не только действующий, но и давно проверенный. В сущности, все учение о сердечной молитве веками вело именно к такой цельности души, собранной в единую точку через имя Христа. Нет, эта часть учения бесспорна, вот только она Иерофею не принадлежит. Ее он заимствовал.
И заимствовал, что называется, не творчески: усилием удерживать внимание на чем-то, как учила еще йога, и не впускать в сознание образы и мысли, — это страшная битва, в которой человек чаще всего проигрывает. В сущности, это есть отказ от жизни, и вся современная психотерапия оказалась как раз отрицанием этого способа. Она вся говорит о том, что надо не удерживать мысли, а выпускать их из себя, освобождаясь не только от них, но и от корней, порождающих их.
Однако этот древний спор о пути к Богу, начатый, в сущности, еще Йогой и Тантрой и развитый Христианством в виде учения о святости и грехе, я оставлю без оценок, потому что оба пути есть вопрос выбора. Что ближе человеку, то он и избирает. И кому-то гораздо проще находиться в усилии и подавлять все, что ему мешает в жизни, а кому-то проще искать причины. Во всяком случае, оба эти учения доказали свою действенность и возможность достижения. Они бесспорны.
Пустышкой оказалось все, что Иерофей принес от себя, то есть все новые веяния и попытки выдавать православие за медицину.
В этом смысле он ни на шаг не ушел от митрополита Дмитрия Ростовского, который задолго до него выпустил «Врачевство духовное на смущение помыслов». И в этой крошечной книжице в двадцать маленьких страниц он изложил все те же понятия об очищении мыслей с помощью молитвы. И изложил кратко и просто, разве что языком девятнадцатого века, который я чуточку осовременю.
«Тройственное смущение в мыслях случается: о нечистоте, о неверии и о хуле. На сии смущения врачевство суть такое:
Нужно рассуждать, что в злых мыслях нет никакого греха, если разум человеческий тем злым мыслям не поддается, паче же, их ненавидит и не хочет; но когда в тех мыслях разум и воля человеческая самохотно услаждается и удерживает их в сердце своем, благоволя о них, тогда суть те мысли грехом смертным» (Дмитрий Ростовский, с. 3–4).
Врачевство духовное, духовное врачевание, целительство — понятия, исконно употреблявшиеся православием для обозначения того, что должен делать духовный отец по отношению к своим чадам. И это никогда не превращалось в медицину или науку. Это часть прямых обязанностей Церкви. Думаю, что тут митрополит Иерофей просто перестарался или запутался от желания быть оригинальным. А это грех для православного священника.
Но эта путаница пусть останется на его совести. Она очевидна, и каждый может ее отчетливо рассмотреть сам. А вот то, как запуталось понятие о смертности души, я бы хотел разобрать подробнее, потому что эта путаница скрытая и, возможно, проскальзывает во множестве православных сочинений.
Однако, прежде чем перейти к рассказу об омертвении души, поясню, что по понятиям Иерофея и многих православных отцов душа не пребывает в определенном месте тела, «как считали древние философы», а «разлита по всему телу» (Там же, с. 108). Но при этом ее «владычествующим органом» является сердце. «Там пребывает ум и все помыслы души» (Там же). Что такое это сердце, я сейчас выяснять не буду, но если вспомнить Юркевича, это именно тот самый телесный орган.